«Энни Ширли приветствует Филиппу Гордон!
Дорогая моя, самое время написать Вам, что здесь со мною происходит! Итак, пишет вам простая, сельская учительница, преподающая в Валей-Роуд! Живу я с мисс Дженет Свит в Уэйсайде. Дженет – симпатичная, и у нее – добрая душа. Она довольно рослая, но не слишком высокая. Крепкая, склонная к полноте, хотя ей пока нечего бояться стать тучной. Волосы у нее мягкие, каштановые, вьющиеся, но она предпочитает собирать их в пучок. В них уже просматривается седина. Лицо у нее светлое, а щеки всегда покрыты румянцем. Глаза – как незабудки – такого же голубого цвета. Кроме того, она превосходная хозяйка и любит традиционную кухню. Ей и дела нет до того, что мы можем скончаться от расстройства пищеварения, если она по-прежнему будет обильно кормить нас жирной пищей…
Она мне нравится, и, кажется, я ей – тоже. У нее была сестра, которую тоже звали, как и меня – Энни. Но она умерла молодой. Так что Дженет любит меня еще и потому, что меня зовут так же.
«Рада вас видеть! – быстро приветствовала она меня, когда я вошла во двор ее дома. – Но вы совсем не такая, какой я ожидала вас увидеть! Я-то думала, что вы тоже темненькая! Моя сестра Энни была брюнеткой. А вы – рыжеволосая!»
В течение первых нескольких минут мне казалось, что я вскоре разочаруюсь в Дженет. Но потом я напомнила себе, что уже давно избавилась от комплекса, связанного с цветом моих волос, и нечего мне, только из-за упоминания о нем, отворачиваться от людей. Возможно, слово «каштановые» отсутствует в лексиконе Дженет Свит.
В Уэйсайде мне нравится. Сам домик – маленький, и стены его окрашены в белый цвет. Он расположен в уютной лощине, в стороне от дороги. Между дорогой и домом разбиты сад и цветник, – все вперемешку. Крыльцо украшено раковинами двустворчатых моллюсков, – Дженет называет их, почему-то, «соколами». Плющ пятилистный увивает стены, а на крыше даже растет мох. Моя комнатка – рядом с гостиной. Она довольно уютная, и в ней достаточно места и для кровати и для… меня. Над изголовьем кровати висит картина, на которой изображен Робби Бернс у могилы Мэри Хайлэнд, под сенью огромной плакучей ивы. Его лицо – такое печальное! Не мудрено, что мне снятся дурные сны. В первую ночь мне снилось, что я разучилась СМЕЯТЬСЯ, представляете?! Гостиная тоже крохотная, но уютная. Одно окно заслоняет развесистая ива, так что в комнате царит полумрак, и она напоминает изумрудный грот. На креслах – такие симпатичные чехлы, а на полу – веселенькие коврики. Книги и картотека аккуратно расставлены на круглом столе, а на камине – вазы с засушенными травами. Там же, на камине, между вазами, лежат впечатляющие фрагменты надгробий: всего их пять, увековечивающих память отца и матери Дженет, ее брата, сестры Энни и одного работника, который скончался совсем недавно. Так вот, если меня вдруг упекут в психушку на днях, знайте, – тому виной эти погребальные медальоны!
Но, в общем и целом, меня здесь все устраивает. Поэтому, Дженет любит меня, а бедняжку Эстер она терпеть не могла из-за того, что та считала, что вредно для здоровья жить в темных комнатах, и отказывалась спать на перинах. Я же ничего против них не имею, – наоборот, чем они выше, тем лучше я себя чувствую. Дженет говорит, что ей доставляет удовольствие смотреть, как я ем. Она очень боялась, что я уподоблюсь мисс Хэйфорн, которая на завтрак ела только фрукты и пила горячую воду, а Дженет пыталась отучить готовить жареную пищу. Эстер – хорошая девушка, но она с причудами. Вся проблема в том, что она страдает недостатком воображения и… расстройством пищеварения.
Дженет заявила, что я могу приглашать в гости молодых людей, когда мне вздумается. Она подчеркнула, что гостиная – в моем распоряжении. Но не думаю, что у меня будет так уж много посетителей. Я пока еще не видела ни одного парня в Валей-Роуде, за исключением разве что молодого поденщика соседей – Сэма Толивера. Он очень высокий, худощавый, и волосы у него вечно взъерошенные. Мы с Дженет как раз вышивали на крыльце одним вечером, когда он вдруг пришел, уселся на садовом заборе и просидел, не слезая, битый час!
За весь вечер он произнес только следующее: «Хотите мятных лепешек, мисс? Съел – и пошел!» и «А пошто это трава-мурава такая высокая вокруг?.. Н-да!»
Здесь я стала свидетельницей одного романа. Вечно невольно подталкиваю влюбленных друг к другу и оказываюсь замешанной в амурные дела. Мистер и миссис Ирвинг так и заявили, что они мне обязаны своей свадьбой. А миссис Стефен Кларк из Кармоди рассыпалась передо мной в благодарностях за один совет, который, если б не я, то ей бы дал кто-нибудь другой… Но вот кому я действительно помогла перейти от многолетних ухаживаний к… делу, так это Людовику Спиду. Кто-кто, а они с Теодорой Дикс и в самом деле кое-чем мне обязаны.
Но на сей раз я – просто пассивный наблюдатель. Когда я попыталась вмешаться, то только все напортила. Так что пусть все идет, как идет. Расскажу, чем дело кончилось, при встрече».
