Пум-Пум вложила стрелу и прицелилась.
Рыцарь тем временем допил свою чашку и принялся за угощение. Он ел с хорошим аппетитом и оживленно что-то говорил шаману. Шаман начинал нервничать, а среди присутствовавших нарастало замешательство. Воцарилась тишина. И тут весь дом содрогнулся. Шаман втянул голову в плечи. Раздался еще один мощный удар, и еще.
— Шаги… — сказал Енот вслух.
Из глубины дома шло что-то невообразимо страшное. И вот через большой проем в обеденный зал вошло оно. Диких размеров статуя лягушки из полированного черного гранита. Статуя вошла и остановилась. Она возвышалась над столом, и люди у ее ног казались не больше курицы.
— Где моя жертва? — спросила статуя и нефритовые глаза его уставились на шамана.
— О, Великая! — наш гость не исполнил священного танца смерти, выпив твой яд.
Он непригоден для жертвы! О, Великая, не гневайся! — жрец упал на колени и застонал.
— Жрец! Мой храм не может быть проходным двором. Ты не сумел принести мне в жертву внеболотного чужеземца. Теперь мне потребуется другой жрец. Ты мне больше не нужен.
В квадратные окна галереи потянуло жаром. Пума вдруг поняла, что сейчас будет, и голосом, который ее плохо слушался, прокричала:
— Сеньор-р Вюр-р-ртемберг, уходите!
Он услышал, встал из-за стола и беспрепятственно покинул зал, но Пума готова была выстрелить в любого, кто посмел бы его задержать.
Каменное чудовище раскалялось. Лягушка нагревалась от злости, от нее шел нестерпимый жар. Обжигающий воздух струями поднимался вверх. Окна галереи служили чем-то вроде дымохода в топке. Пасть статуи уже сделалась красной и светилась, когда она схватила шамана. Она потащила его прямо в рот, одежда шамана, перья на голове дымились и тлели.
— Бежим, — крикнула Пума Еноту, шерсть на котором уже начала пахнуть паленым.
Через полчаса все путешественники были уже далеко от квадратного каменного дома.
— Оставьте меня наедине с Вюртембергом, я над ним немного поколдую, — сказал Дрозд.
— Вот к чему может привести небрежность в выборе божества, — сетовал рыцарь после неприятных врачебных процедур Черного Дрозда.
— Интересно то, что мысли у этих чудаков были самые обыкновенные, ничего кровожадного, — Енот недоуменно развел лапами, — но какие же они мерзавцы!
В ту ночь спали под открытым небом, завернувшись в одеяла и согреваясь костром из трех бревен.
— Внеболотный Чужеземец, — спрашивал Енот, засыпая, — яд вкусный давали?
— Ничего особенного. Прокисшая цикута, почти не действующая. Они ее даже молоком не развели…
Еще через неделю им удалось набрести на маленький индейский поселок, вымыться, отдохнуть и узнать наконец, где находится принцесса.
— Даже как-то неловко, — удивлялся Вюртемберг, — после визита к адептам Большой Лягушки, так и тянет предложить: не угодно ли вам меня отравить? Или съесть?
— Ничего, пр-ройдет, — отвечала Пума, не расставаясь с луком.
Местные жители сказали, что Принцесса Анна проходила недавно через эти края и остановилась всего милях в восьмидесяти к северу. Где-то в холмах Квебека. Добрые индейцы надавали в дорогу путешественникам кучу всяких полезных вещей и советов. И они согласились оставить у себя на время мула Трюфо и черную лошадь. Кормить их зимой в дороге было непросто. Напоследок индейцы пошептались между собой и вызвались подвезти «чуть-чуть немного», как они сказали, на собачьих упряжках.
Голубоглазые лайки бежали с невероятной быстротой. От скорости захватывало дух, и на сердце делалось легко. Свистели полозья нарт, улыбающиеся собаки неслись, вывалив длинные красные языки, выдыхая морозный пар и успевая на ходу хватать снег.
Они проехали целый день, заночевали и расстались утром. Добрые индейцы вернулись к себе.
Енот чувствовал, что Буланже неподалеку. И он знал, что пираты тоже где-то рядом. После кораблекрушения англичане сумели продвинуться вглубь материка.
Настроение у всех было радостное и немного тревожное, хотелось успеть предупредить Анну об опасности и помочь справиться с моряками. Страшно было опоздать.
Енот полдня вел своих товарищей по глубокому скалистому ущелью вдоль быстрой речки. Из-за сильного течения вода почти нигде не замерзала. Льдом были покрыты камни, торчавшие из потока; брызги нарастали на них шляпками, то и дело слизывались снизу волной. Камни стояли, как исполинские грибы.
Пума заметила в воде стаю пескарей, державшуюся головами против течения, и показала Быстрому Оленю. Енот отрешенно забрел в речку и стал выбрасывать на берег одну за другой пойманную рыбу.
Дрозд выбрал место в затишье на повороте русла и принялся варить уху. Что удалось ему вполне.
— Кто знает считалку? — спросил Вюртемберг, вытирая усы после обеда.
— Я! — Пума подняла хвост.
— Считаемся.
— Эни-бени-раба…
— Кренти-пенти-жаба, — в результате осталась Пума.
— Ты моешь посуду…