Енот-потаскун

— Почему? — удивилась я. — Так сильно девушки донимают? Или подальше от соблазна?

— Наташ, ну что ты несешь-то? — он поморщился и убрал руку с моего плеча. — Если это шутка, то не очень удачная. Я тебе повод дал так думать? Насчет соблазна?

— Извини.

— Нет, я все понимаю. О том, что я енот-потаскун, ты будешь помнить всегда. Но, кажется, мы обо всем уже поговорили. Поэтому, пожалуйста, не надо мне напоминать.

— Ну я же попросила: извини, — я взяла его за руку. — Это действительно была неудачная шутка. Но все-таки почему? Тебе же это нравится. И у тебя хорошо получается.

— Да, девушки донимают, — он посмотрел на Тошку, который прицелился напасть на какую-то мелкую шавку, и громко свистнул. Тот замер столбиком. — Только дело не в соблазне. Раньше не было необходимости говорить «нет». Проще было сказать «да» и не морочиться. А сейчас мне это не надо. Надеюсь, ты понимаешь, почему.

— А что, так трудно сказать «нет»? Антон, ну ясно же, что бабы будут липнуть к тебе всегда, — я повторила Ольгины слова, хотя и не сдала автора. — Отовсюду не сбежишь.

— Наташ, ты же знаешь, как я учу. Девушки определенного склада, которых среди моих учениц большинство, к сожалению, воспринимают это как грубый флирт. Логичнее было бы расценить как хамство, но нет. Не расценивают. И они же зачастую не понимают слово «нет». Совсем.

— А слово «на хер», пардон май френч? Тоже не понимают?

— А слово «на хер» понимают очень буквально. Как приглашение в постель.

— Как мило! — фыркнула я. — Ну, тебе виднее. Только если ты собираешься это сделать ради моего спокойствия, чтобы я там что-то не думала…

— А ты можешь допустить на минуту, что мне самому это неприятно? — похоже, он начал заводиться. — Что мне может быть нужна только одна женщина, которую я сам выбрал? А не те, которые навязываются пачками?

— Антон, успокойся! Еще не хватало поругаться сейчас из-за этого. Я все могу допустить. И все допускаю. И надеюсь на это.

— Только надеешься? Не веришь?

— Ты можешь остановиться?! — я с силой вмазала себе по колену и поморщилась от боли.

Минут пять мы молчали, глядя на Тошку, который с азартом полоскал что-то в луже.

— Посмотри лучше, что за дрянь он там стирает, — почти спокойно предложил Антон. — А то ведь сожрет сейчас.

Я отобрала у Тошки кусок булки, пристегнула к шлейке поводок и подтащила к скамейке.

— Пойдем потихоньку? — Антон встал. — Провожу вас до дома. Кстати, я сегодня не приеду. Мы с ребятами репетируем. Думаю, допоздна. Отсыпайся.

— Ладно. А я тогда к маме съезжу.

— Она так больше ничего и не говорила? Обо мне? — он взял поводок: у него Тошка ходил рядом как шелковый, не то что у меня.

— Нет.

Мама действительно не сказала об Антоне ни единого слова. Ни в плюс, ни в минус. Я ждала почти неделю, потом все-таки спросила по телефону сама.

«Ну, ты же его себе выбрала, я-то при чем?»

«А свое мнение у тебя есть?» — опешила я.

«Не думаю, что оно тебя интересует, — отрезала она. — Ты все делаешь по-своему, так не все ли равно?»

Вывод из этого был один. Антон ей не понравился, но она решила не обострять. Уже песня.

Мы дошли до дома и попрощались… не сказать, холодно, скорее, прохладно. Похоже, Антон был еще с утра не в настроении, я тем более, но нам обоим удавалось держать это в узде, пока моя неудачная реплика не подпалила солому. Действительно стоило отползти в окопы и переждать, пока раздражение уляжется.

По идее, его решение должно было угомонить мои страхи. Ну ядрен батон, если он сознательно уходит от источника соблазна, значит, я действительно ему дорога. Но нет, не получалось. Что только подтверждало: дело не в нем, а во мне. Чем лучше все было между нами, тем больше я боялась. Потерять то, что для меня важно. Сашка ведь тоже сначала не был таким — иначе я не вышла бы за него замуж.

Мама вечером не просто традиционно вынесла мне мозг, а сделала это с особым цинизмом. Главной темой была обострившаяся война с Соней, которая вдруг сдала назад. То вообще не хотела продавать комнату — видимо, выяснила, что ее обязательство ничего не стоит. То вдруг выкатила цену в полтора раза больше. Мама хотела, чтобы я как-то в этом поучаствовала, чего я делать категорически не собиралась.

Под конец она вдруг начала настаивать, чтобы я «перестала бросать деньги на ветер» и переехала обратно к ней.

«Или ты собираешься жить с этим своим?» — прозвучало таким ядовитым тоном, что я поспешила распрощаться.

Дома я долго обнималась с меховым антистрессом, потом налила бокал вина и отправилась отмокать в ванну. В половине двенадцатого квакнул Вайбер.

«Наташ, ты дома? Волнуюсь».

Черт, черт, черт!!!

Антон всегда переживал, когда я возвращалась домой поздно, и у нас был уговор, что сразу же ему звоню или пишу. Но после общения с мамой я иногда не помнила, как меня зовут. Все одно к одному.

«Дома. Извини, мама съела моск».

«ОК».

Ни «целую», ни «спокойной ночи». Господи, так ведь вчера все хорошо было. Ну что за жопа?

— Нат, ты чего такая вздрюченная с утра? — спросила Ольга, когда мы сидели под кварц за кофе. — С Енотом посралась? Или ПМС обуял?