Энрико Карузо

Ч а с т ь т р е т ь я. Предрешенность событий

События и комментарии

Феличе Ферреро, известный в то время миланский журналист, писал в “Корьере делла сера”: “Американцы утверждают, что творчество Карузо в Италии не только не было бы оценено по заслугам, но и даже не было бы понято. В Италии почти не знали Карузо. Правда, имя его было известно, известны были и его американские успехи. Но его успех и состояние родились не в Италии. Недаром в моменты грусти певец жаловался на это. Для Америки Карузо был чем-то вроде сына-любимчика - она его оценила и одарила богатством”.

В этих нескольких строках звучит упрек итальянцам.

Сегодня, спустя много времени, мы видим вещи такими, какими они были на самом деле. Действительно, Америка с ее возможностями и богатством смогла дать Карузо славу и деньги. Но неоспоримо и то, что талант певца, его личность сформировались на родине, в Италии, среди итальянского народа. Так же неоспоримо и то, что школа пения Карузо - старая и славная итальянская вокальная школа. Она-то и сделала из него певца, указала ему путь в искусстве. Она, если так можно выразиться, вручила его американцам уже знаменитым. Поэтому безапелляционное заявление о том, что Америка сделала Карузо знаменитостью, звучит абсурдно. Но американцам посчастливилось больше, чем другим: в течение почти семнадцати лет они слушали голос великого Энрико Карузо.

Италия - страна оперного искусства - дала миру многое. Что ни говорите, а Америка в долгу у Гульельмо Верджине, который открыл Карузо; у обаятельного импресарио маэстро Франческо Дзукки; у Николы Даспуро и Эдоардо Сондзоньо; у дирижеров Винченцо Ломбарди, Дзуккани и Тосканини; у композиторов Джордано, Чилеа, Масканьи, Леонкавалло, разделявших с Карузо его триумф; у всех музыкантов, критиков и друзей Карузо, которые с такой любовью поддерживали его на артистическом пути.

После многих лет борьбы, разочарований (обычных в жизни любого артиста) настоящей стартовой площадкой Карузо стал Милан. Когда молодой неаполитанец приехал в Америку, ему оставалось учиться уже не многому. Нужно ли напоминать, что его дебют в Метрополитен-опера (в “Риголетто”) состоялся 23 ноября 1903 года, то есть после того, как Карузо уже восемь лет пел в Италии. Строгая итальянская критика, несколько лет терзавшая певца, уже дала ему высокую оценку. Может быть, суровая критика и не была уж так некстати, если она заставила его встряхнуться и уйти с головой в учебу. Благодаря ей и своему таланту он за короткое время сумел превзойти певцов своего времени и самого себя.

Действительно, в Америке он получал такие гонорары, как нигде. Наши театры, в том числе Ла Скала, не могли бы в то время предложить ему больше двух-трех тысяч лир за выступление. В Америке же первоначальный вечерний гонорар Карузо составлял пять тысяч лир, затем десять, а позже, при Гатти-Казацца, последовательно десять, двадцать, двадцать пять и так до огромной суммы - пятьдесят тысяч лир, что в наше время составляет почти пятнадцать миллионов лир. Какой же итальянский театр был в состоянии заплатить такую сумму великому артисту?..

Его выступления в Италии - после триумфов в Америке - были благотворительными. Кое-кто поговаривал о том, что, став гражданином Америки, Карузо забыл Италию. Это вымысел. Где бы ни находился Карузо, он всегда нес в своем сердце острую тоску по родной земле. Ни один концерт не проходил без исполнения итальянских песен. Среди них: “Запрещенные мелодии”, “Вернись”, “Дорогой идеал”, “Вернись в Сорренто”, “Прощание в Неаполе”, “Санта Лючия”, “О мое солнце”, “Святая ночь”. Они помогали ему повсюду - в Мексике, России. С ними он чувствовал себя ближе к Италии, к Санта Лючии, к своей молодости.

Как истинный художник, Карузо никогда не был доволен самим собой. Не раз он говорил об этом друзьям после своих блистательных выступлений. Но это было лишь его субъективное мнение - те же, кто слышали это от Карузо, никогда не могли согласиться с ним.

4 августа 1921 года в газете “Трибуна” появилась статья, озаглавленная “Последнее выступление Карузо с Джени Садеро”. Джени Садеро, известнейшая певица, рассказывает:

“Карузо говорил о самом себе: “Я, Энрико Карузо, никогда не бываю доволен самим собой. Мне кажется, я еще не достиг технического совершенства. Вчера вечером вы видели меня здесь, на этой террасе. Граммофон проигрывал мои пластинки. Я слушал их и делал критические замечания тенору Карузо”.

Я сажусь за пианино. Играю, пою… Передо мной плывут песни моей родины. Когда очередь доходит до Неаполя, умолкаю.

- Эту песню, комендаторе, - говорю я Карузо, - вам я спеть не могу!..

- Но мне хотелось бы ее услышать…

Я начинаю петь “Микельамма”. Карузо встает воспламененный и, сев за пианино, поет сам “Микельамма” mezza voce (вполголоса)! Но какое mezza voce! Он объяснил мне свою интерпретацию: свои акценты, каденции, дыхание. Это были находки тончайшего вкуса.

- А сейчас повторите…

Я повторяю еще, еще и еще раз. Наконец мне удается… Карузо доволен: