Энрико Карузо

- Вот так вы должны петь, - говорит он по-итальянски. А затем с нотами в руках дает последние наставления, как великий музыкант и певец. Сам того не подозревая, он преподал мне чудесный урок пения. Я как во сне. Полная восторга, я старалась не проронить ни слова.

Перед Энрико Карузо я чувствую себя всего-навсего маленьким инструментом, легко поддающимся его велению. Так в порыве искренней щедрой откровенности он открывал сокровищницу своего труда и наблюдений маленькой стрекозе, которая раньше думала, что умеет петь”.

В этом маленьком эпизоде есть, однако, один анахронизм. События смещаются в нем по крайней мере на четыре года! Они относятся к пребыванию Карузо в Италии в 1917 году, а не к последнему его приезду в 1921 году, к которому старается приурочить этот эпизод Садеро.

Нью-йоркский еженедельник “Фоллиа” 23 марта 1919 года напечатал одну любопытную историю. О ней же упоминает Никола Даспуро в своих изданных посмертно воспоминаниях. Привожу его версию: она кажется мне интереснее. Даспуро рассказывает сочно, по-неаполитански:

“Карузо был приглашен в Майори, в окрестности Салерно, петь в местной церкви. Церковь ломилась от народа. Успех Карузо был ошеломляющим.

Как только окончилась служба, один из местных жителей, друзей певца, отвел его в сторону:

- Здесь присутствует знатный неаполитанский синьор, заядлый охотник. Услышав, как ты поешь, он сказал, что был бы счастлив видеть тебя на своей вилле. Разумеется, тебя попросят там что-нибудь спеть. Там можно и потанцевать, если захочешь, а потом - ужин, да такой, что пальчики оближешь, словом, ужин сделает честь кому угодно.

- А кто этот синьор? - спросил Карузо.

- Я говорю тебе, большой синьор, барон Дзецца, страстный поклонник музыки, а еще больше охоты, которая у нас великолепна.

- О! - воскликнул Карузо. - Он, видимо, принял меня за птичку и хочет подстрелить?!

- Тише!.. Будь спокоен, будешь и сыт, и пьян, и нос в табаке!

- По правде говоря, эта перспектива показалась мне довольно привлекательной, - рассказывал Карузо, - я принял предложение и вечером отправился на виллу. Великолепнейшая вилла! Конечно, я должен был петь “солидные вещи”: романсы и песенки. Потом носился в вихре танцев.

- После танцев, - говорил Карузо, - мы пошли ужинать. И там, надо сказать, я отличился: ел и пил за четверых, а может быть, и за шестерых.

Однако ужин кончился. И тогда Карузо заметил, что его рубашка и костюм - хоть выжми.

- Барон, - обратился он к хозяину дома, - как мне быть? Так идти нельзя, я схвачу бронхит, посмотрите, меня можно выжать, как губку!

- Не волнуйтесь! - ответил барон. - Я дам вам охотничью куртку. В ней никакой альпийский ветер не страшен. Посмотрите…

- И в самом деле, - продолжает Карузо, - он ушел и скоро вернулся с тяжелой курткой в руках… По правде говоря, она была изрядно потрепана, но отлично защищала мою шкуру.

- Спасибо, - воскликнул я, - завтра я верну ее вам.

- Да нет, оставьте ее у себя.

Я еще раз поблагодарил его и ушел.

- Прошло двадцать лет с того замечательного вечера, - рассказывает Карузо, - и вдруг, как гром среди ясного неба, мне валится на голову престраннейшее письмо. В нем говорилось:

“Уважаемый синьор, Вы тот самый Энрико Карузо, который двадцать лет тому назад пел у меня в Майори, одолжил охотничью куртку и до сих пор не возвратил ее? Если Вы и есть тот самый Карузо, будьте любезны, верните мне куртку, в противном случае соблаговолите возместить ее стоимость.

Тысячу извинений за беспокойство. С почтительным приветом. Верьте мне, преданнейший Вам барон Дзецца”.

- Уверяю вас, дорогой друг, у меня тогда потемнело в глазах, - продолжает Карузо. - Какой хам! Какой мужлан! У меня глаза налились кровью. Я тотчас же ответил ему:

“Уважаемый синьор, я именно тот, кто двадцать лет тому назад бесплатно пел в Вашем доме и которому Вы, чтобы предохранить его от простуды, подарили, а не одолжили, поношенный пиджак. Если Вы хотите, чтобы я возместил Вам его стоимость, Вы должны оплатить мой труд. Сейчас мне платят минимум двадцать тысяч лир. Но Вы понимаете, что за двадцать лет мой голос стал не лучше, а хуже. Стало быть, мой гонорар двадцать лет назад должен был быть в два раза больше, чем сейчас, плюс проценты.

Отвечаю Вам на Ваши поклоны.

Верьте, преданнейший Вам

Энрико Карузо”.

- Вот как обернулось все это!.. Но очень скоро, с первой же оказией, я получил ответ:

“Величайший артист! Я достиг своей цели. Я так и знал - это действительно Вы. И если я написал Вам, то только с одной целью - получить Ваш автограф. Вы мне любезно прислали его, и я горячо благодарю Вас за это. Если бы я мог еще получить Вашу фотографию, я был бы счастливейшим из смертных.

Соблаговолите простить за беспокойство.

Верьте, с самым глубоким почтением, преданнейший Вам

барон Дзецца”.

Карузо был большим охотником до любого рода шуток. Он отослал барону не только чудесную, художественно выполненную фотографию в богатой рамке, но и большую чеканного серебра флягу, достойную самого славного охотника.