Он ушел, а я выключил телевизор и постарался уснуть. Постепенно мои мысли стали бессвязными и сегодняшние события слились воедино, образовав суп из енота, воды со льдом и смертельной болезни. Как сказал Гуннар, жизнь — штука непрочная. Вот только что ты весело маршировал на параде, а в следующее мгновение уже висишь на Эмпайр-стейт-билдинге. Иногда к таким последствиям приводят твои собственные решения, иногда это случается по оплошности. Чаще всего это просто судьба; а я хорошо знаю на собственном опыте, что глупее Госпожи Судьбы только Уэнделл Тиггор — у того вообще клетки мозга общаются между собой посредством дымовых сигналов.
Судьба, тем не менее, собиралась сделать несколько причудливых финтов. Я даже не подозревал, что такая мелочь, как графин воды со льдом, может изменить жизнь человека, а листок обыкновенной бумаги — течение неизлечимой болезни.
3. Как «нейротоксин» стал моим любимым словом
Пульмонарная моноксическая системия. Очень редкое заболевание. Совершенно неизлечимое. Упрощенно: у больного человека кислород вместо того, чтобы превратиться в углекислый газ, превращается в угарный — то самое вещество, что выделяется из выхлопной трубы автомобиля и способно убить тебя, если им как следует надышаться. Другими словами, когда у тебя пульмонарная моноксическая системия, твое собственное тело не контролирует выброс угарного газа и ты в конце концов отравляешься тем самым воздухом, которым дышишь. Уж лучше упасть с гигантского воздухоплавающего енота.
Когда ты узнаешь, что кто-то из твоего окружения страдает такой жуткой хворью, твоя реакция может проявиться по-разному, в зависимости от того, что ты за человек. Есть три основных личностных типа.
Тип первый: «Я этого не слышал». Люди подобного склада продолжают жить дальше, притворяясь, что ничего страшного не случилось. Они будут спокойно посиживать в Старбаксе даже во время инопланетного вторжения, обсуждая, какой из заменителей сахара лучше. Среди твоих знакомых, конечно же, есть такие. У нас всех есть.
Тип второй: «Это случилось не в моем воздушном пространстве». Такие люди думают, что все на свете так или иначе заразно, и начинают принимать антибиотики, когда их компьютер подхватывает вирус. Они постараются всеми способами избегать смертельно больного человека, а потом посетуют: «Жаль, что нам не довелось провести с ним больше времени» — когда тот уже переехал в деревянную квартиру размером два на полтора.
Тип третий: «Я наведу в этом деле порядок». Люди такого склада вопреки всякой логике верят, что голыми руками могут изменить течение великих рек, даже не умея толком плавать, из-за чего они в конце предприятия частенько оказываются на дне.
Я происхожу из семьи таких вот утопленников.
Должно быть, это наша фамильная традиция: несмотря на неспособность даже произнести название Гуннаровой болезни, я свято верил, что в моих силах помочь ему протянуть подольше, хоть и не понятно как. К утру понедельника, до начала уроков, я твердо решил сделать для Гуннара нечто Значительное. Я не имел понятия, что это будет, знал только, что Значительное. И помните: я пока еще не познакомился с Кирстен, и, значит, в моих намерениях не было ни малейшей корысти. Я был тогда, что называется, альтруистом, то есть человеком, совершающим добрые дела просто так, без всякой разумной причины. А для меня совершать что-либо без всякой разумной причины — это образ жизни.
Я понимал, что разбираться со всем этим мне придется самостоятельно. Во всяком случае, просить помощи у семьи я не собирался. Разговаривать на эту тему с папой было бесполезно: всю его ментальную стенку, на которую люди обычно прилепляют стикеры «сделать незамедлительно», занимали ресторанные дела. Маме тоже не расскажешь, потому что ее лицо тотчас же примет страдальческое выражение и она начнет приставать ко мне с просьбами помолиться за Гуннара. Нет, я ничего не имею против молитвы, но с этим делом надо поосторожнее. Я помолюсь за него, но не раньше чем он будет на смертном одре; потому как в моих глазах молитва — это что-то вроде попытки выиграть Оскар. Высунься слишком рано — и к моменту номинации о тебе все позабудут.
Я подумывал рассказать Фрэнки или Кристине, но от Фрэнки толку никакого — он тут же начнет распространяться обо всех своих умерших знакомых, так что мое дело покажется нестоящим пустяком. А Кристина... Рассказать ей о настоящей беде — это вам не пугать ее байкой про то, что наш подвал замуровали наглухо, потому что в нем завелись зомби. И к тому же — ну кто обращается за советом к младшей сестре? Правда, в Кристине есть что-то эдакое спиритуалистическое, это я признаю. В последнее время я несколько раз заставал сестру в ее комнате в позе лотоса при попытке левитировать. Она как-то читала о гималайских монахах, которые, бесконечно повторяя специальные мантры, могут воспарить в воздух. Я человек непредвзятый, но все же сказал Кристине, что ее «Я Хочуто Левитато» больше смахивает на что-то из Гарри Поттера, чем на гималайскую мантру.