Энциклопедия хиромантии. Искусство толкования судьбы от древности до наших дней

Девушка переболела теми же болезнями, которые перенесла в ее годы мать; в том же возрасте она вышла замуж; у нее также было пятеро детей; и, наконец, обе овдовели в одно и то же время. «Таким образом, – продолжал я, – зная события, произошедшие в жизни матери, и видя одинаковые отметки на ее руках и руках ее ребенка, даже, к примеру, в шестилетнем возрасте, можно предсказать наступление всех событий, которые рок уготовил ее дочери».

Это настолько заинтересовало моего посетителя, что он взял отпечатки, которые я показал ему, и мы вместе стали разглядывать под микроскопом линии на кончиках пальцев матери и одной из ее дочерей, судьбы которых оказались на удивление схожи, и установили, что даже завитки на всех кончиках их пальцев одинаковы.

Уже уходя, Марк Твен сказал: «Самое смешное в этой ситуации то, что я шел сюда, будучи совершенно уверенным, что из-за своей глупости потеряю деньги, а получил тему для рассказа, который с лихвой все окупит».

Через несколько лет он опубликовал рассказ «Грязнуля Вильсон», посвященный отпечаткам пальцев, который имел грандиозный успех.

Когда писатель собрался уходить, я попросил его оставить отзыв в моей книге посетителей, и вот что он начертал (фото 8):

«Кайро обнажил мой характер с унизительной точностью. Мне следовало бы не согласиться с ним, но сделать это я не вправе.

Марк Твен».

Глава 9 Г.М. Стэнли и представление У.И. Глэдстоуну

Приблизительно в то же время я был представлен миссис Г.М. Стэнли, жене известного исследователя Африки, и вскоре попал на завтрак к самому Стэнли, который с супругой проживал в доме на Ричмонд-Террейс.

Должен признаться, что я страшно боялся встречи со знаменитостью, так как хорошо знал, что Стэнли любит «отшивать» тех, кто пришелся ему не по вкусу, и опасался, как бы меня не постигла та же участь.

К счастью, я совершенно заблуждался; правда, за завтраком он не проронил ни слова, но, когда дамы удалились и мы остались одни, он протянул мне свои руки, и через несколько минут мы уже болтали как старые друзья.

Стэнли не торопясь принялся рассказывать мне о своем прошлом, сетуя на то, как заблуждался на счет тех, кто, вероятно, взвесил не все обстоятельства, в которых он очутился. Из его уст я услышал о знаменитом долгом и утомительном путешествии пешком через всю Черную Африку. Этот человек как бы заново переживал все те моменты, говоря с волнением об ответственности за порученное ему дело, ни разу не упомянув о грозивших ему многочисленных опасностях.

Я на всю жизнь запомнил тот день, и рад добавить, что имел честь еще не раз побывать у человека, который врезался мне в память как «великий Стэнли».

Во время моего второго визита на Ричмонд-Террейс, к моему удивлению, он предложил мне встретиться с Глэдстоуном, прибавив: «Миссис Стэнли все организует, если хотите». Я ответил согласием, и миссис Стэнли тут же села за письменный стол и написала письмо бывшему премьер-министру Англии. По почте я вскоре получил открытку Глэдстоуна с приглашением прибыть к нему в Хаварден-Касл на следующий день. В тот же вечер я сел на поезд, идущий до Честера, и ровно в три часа дня был в его особняке.

Августовский день выдался жарким, а накануне мистер Глэдстоун произнес, как мне кажется, свою последнюю публичную речь, выступая перед городским обществом садоводов. Миссис Глэдстоун встретила меня в холле, и мое сердце упало, когда она заявила, что мистер Глэдстоун настолько устал, что она не может волновать его ни под каким предлогом.

Я выразил ей сожаление по поводу недомогания мистера Глэдстоуна, и сказал, что с удовольствием еще раз приеду из Лондона в любое время, когда он пожелает, и повернулся, чтобы уйти.

Но тут дверь его кабинета отворилась, и «великий старик» произнес: «Дорогая, это тот самый джентльмен, которому была назначена встреча на три часа?» – «Да, но ты сегодня никого не должен принимать», – ответила миссис Глэдстоун. «Но, моя милая, – заметил он, – человек проделал долгий путь по моему приглашению. Он – друг семьи Стэнли, и мне будет интересно поговорить с ним».

«Сэр, – сказал я, – пожалуйста, не считайтесь со мной. Я приеду в любой день, когда вы будете себя чувствовать лучше». – «Я приму вас сейчас, – отрезал Глэдстоун и как-то печально прибавил: – Возможно, лучше, чем сегодня, мне уже не будет».

Мы прошли в его кабинет, так хорошо известный многим. Жестом он указал на стул у окна.

Одна из моих книг лежала у него на столе, и я с удивлением подумал, что, очевидно, он решил ознакомиться с моими исследованиями, прежде чем принять меня. (Позднее я узнал, что Глэдстоун взял себе за правило заранее вникать в предмет, который ему предстояло обсуждать.)