— Какой странный мальчик, — шепчет мне Маша, когда мы послушно заходим в отведенную для нас комнату и усаживаемся рядом на старом, но чертовски уютном диване.
Здесь горит настольная лампа под зеленым абажуром, под ноги стелется смешной тряпичный коврик, окна завешаны плотными шторами яркого апельсинового цвета, а обои на стенах явно предназначены для детской: там резвятся какие-то зооморфные мультяшки в коротких шортах и пестрых рубахах, цветут незабудки, растут гигантские мухоморы. Но Маше нет дела до окон и стен, ее здорово взволновал давешний малыш.
— Разговаривает совсем как взрослый. И — ты слышал? — он сказал, что детство, мол, к нему вернулось, потому что мы в гости пожаловали... То есть, нужно сделать вывод, что на самом деле он взрослый? Или как? Думаешь, это розыгрыш? Его родители подучили людей смущать? Ма-а-акс, скажи же хоть что-нибудь!
— Солнышко, — вздыхаю виновато, — да откуда же мне знать? Я — дурак дураком, ничего не понимаю. Мальчишка, и правда, странный. Он меня даже напугал немного... ну, не он сам, а это нелепое сочетания детской мордашки и старческой строгости.
— Трусишка, — улыбается она. — Трусишка зайка серенький под ёлочкой скакал... Слушай, а зачем мы вообще сюда приперлись? Пока ехали, мне было более-менее понятно, а теперь — нет. В самом деле, зачем?
— «Зачем», — это неправильная постановка вопроса, — говорит невысокий красивый старик, который, оказывается, уже стоит на пороге и внимательно слушает нашу болтовню. — Самые замечательные поступки всегда совершают не «зачем-то» и не «для чего-то», а просто так... Лучше уж спрашивать: «почему?» На такой вопрос всегда найдется больше одного ответа, не так ли?.. Например: вы приехали сюда потому, что я давно ждал вас обоих в гости, но не смел торопить события, поскольку попасть в мой дом вы могли только вдвоем, а вам потребовалось немало времени, чтобы найти друг друга... Или же потому, что все предшествующие события ваших жизней незаметно подталкивали вас к этому маленькому безумству. Наконец, просто потому, что пришло время видеть сны наяву, а начинать следует именно с этого сна... Но я забыл представиться. Я — хозяин дома. Чаще всего меня называют именем Франк, впрочем...
— Вы — тот самый Франк, который обожает таскать непосвященных «на ту сторону»?! — вскакиваю и смотрю на него, потрясенный. — Вы — это он?!
— А ты — тот самый Макс, который однажды забрел в несбывшееся Венское кафе, выпил там несбывшийся джин-тоник и подслушал вполне сбывшуюся болтовню моих старых друзей, — смеется незнакомец. — Не стоит придавать значение сплетням. Не так страшен Франк, как его малюют. И не бывает «непосвященных». Рождение человека — само по себе обряд посвящения. Всякий, кто однажды родился, уже избран и посвящен, а потому способен на все. Иных испытаний не требуется.
— Подождите-ка, вы оба, — незнакомым, чистым, без обычной воркующей хрипотцы, голосом говорит Маша. — Мне нужно собраться с мыслями. Построить карточный домик, хоть хижину дяди Тома. Все пока рассыпается, но... — Она пристально смотрит на Франка и вдруг улыбается удовлетворенно, как сытая кошка. — Вот. Вспомнила. Вы помогали дядечке в военной форме вынимать меня из-под земли, из люка, куда я провалилась, верно? Он поднимал меня вверх, а вы принимали. Я запомнила, как сквозь ваши руки просвечивало солнце, но никогда не могла восстановить в памяти ваше лицо. Это были вы, правда?
Франк смеется. Он тоже доволен. Я не понимаю ничего, но, на всякий случай, радуюсь за компанию. Моя Маша вдруг узнала странного старика; получается, что он спас ее когда-то. Наверное, это хорошо.
— И еще вы работали в «Кавярне», во Львове, — продолжает она. — Вы всегда давали мне не одну, как всем, а две деревянные палочки. Одну — помешивать кофе, пока он варится, а вторую — на память. Вы всегда так говорили: «на память», — но я не понимала, о чем речь, и вечно их теряла, или ломала на кусочки, или выбрасывала... А вы хотели помочь мне вспомнить, что мы уже встречались, да?
— Было дело, — ласково говорит Франк. — Твое поведение в те дни ясно указывало, что время для воспоминаний еще не пришло. Но, каюсь, я тороплив и упрям. Есть такой грех.