Энциклопедия мифов. Подлинная история Макса Фрая, автора и персонажа. Том 2. К-Я

В последнее время Франк прикипел душой к этой песенке «Depeche Mode». Диск из проигрывателя вынимать ленился: зачем, если через полчаса опять придет охота послушать песенку? «Прежде чем делать выводы, попробуйте побыть в моей шкуре», – ухмыляясь, вторил он Мартину Гору. Это было весьма великодушное предложение: собственную шкуру Франк полагал наилучшей из упаковок.

105. Упуат

Почитался как бог-проводник, разведчик.

Часов в пять пополудни я окончательно взял власть над собственным переменчивым настроением и понял, что готов выйти из дома.

С самого утра я рвался на улицу. Спешил отправиться на поиски места, соответствующего ловушке, в которую я вчера угодил. Если верить Франку, там должна была произойти некая фундаментальная гадость. Нельзя сказать, чтобы я жаждал поймать Франка на художественном вымысле или сгорал от бытового любопытства. Не жаждал, не сгорал. Просто считал своим долгом совершить паломничество к гипотетическим руинам. В воспитательных, можно сказать, целях, дабы увидеть последствия собственного легкомыслия и обрести наконец инстинкт сохранения обитаемого мира взамен почти бесполезного инстинкта самосохранения.

Рваться-то я рвался, но не выпускал себя из дома, пока не почувствовал, что вполне способен держать себя в руках, если поиски мои увенчаются успехом. Что не стану рвать на себе одежду, оглашая окрестности виноватым воем напроказившего младенца. Потому что ни вой, ни клочья моей футболки никому уже не помогут. А давать бесплатные уличные концерты для развлечения почтеннейшей публики – не моя стезя…

В последний момент вспоминаю наставления рыжей гадалки Оллы. Отправляюсь в свою комнату, отыскиваю фотоаппарат, который, оказывается, не следовало бы упускать из виду. Что ж, мое дело солдатское: выполнять инструкции, а там – хоть трава не расти… Верчу фотоаппарат в руках, проверяю, есть ли пленка (она есть), примериваюсь, прислушиваюсь к собственным ощущениям. Щелкать затвором пока не хочется. Ну, мне, кажется, и не к спеху. Кладу фотоаппарат в джинсовый рюкзак, вместе с пачкой сигарет и свитером, припасенным на случай ночной прохлады. На этом сборы мои можно считать законченными, а жизнь – только что начавшейся. Но пасаран.

Выхожу из подъезда, пересекаю двор. Ступая по размягчившемуся за день асфальту, стараюсь вспомнить свою причудливую ночную прогулку. Куда я сворачивал? Налево? Направо? Ага, вот сюда. В этот переулок. Молодец. Макс – хороший следопыт. Был бы собачкой, заслужил бы сахарную косточку. Но мы, человеки, и бесплатно потрудиться можем. Мы привычные…

106. Уриил

…предлагает ему взвесить тяжесть огня <…>, измерить дуновение ветра…

Прогулка по послеполуденной Москве, распаренной, расхристанной, как только что вышедшая из ванной матрона, кажется мне сейчас настоящим приключением. Марш-броском в неведомое, первой вылазкой командира космического корабля на поверхность чужой планеты. Таинственная изнанка Москвы теперь явственно просвечивает через тонкую ткань повседневности. Солнечный свет не застит мне живые, подвижные кляксы тьмы у подножия тамошних фонарей. Я словно бы бреду по двум городам одновременно, наступаю на собственные следы, еще не остывшие после ночного путешествия. Запертые подъезды и настежь распахнутые двери кафе по-прежнему кажутся мне сверкающими брызгами тайны, четко сформулированными вопросами о чем-то Самом Главном. Ответы – так представляется мне сейчас, – вряд ли когда-нибудь будут произнесены вслух. И черт с ними: возможность спросить и остаться в живых кружит мне голову сама по себе.

107. Уту

Обычно <…> выход ему открывают два бога-стража.

– Возвращаясь домой по заснеженной тропинке (сопутствующие декорации: луна, древесная голь, выбеленные фонарным светом пучки прошлогодней травы и прочая пронзительная поэтика вечерней площадки для высера собак), я вдруг осознала себя просто движущимся предметом, подвижной частью пейзажа, не более и не менее значительной, чем пестрая собака, пьяный абориген и ползущий вдоль дома неопознанный катающий объект автомобиль…

Это рассказывает девушка за соседним столиком. Странная манера изложения: словно бы не языком мелет в дружеской обстановке, а зачитывает кем-то заранее написанный текст. Я и сам порой ловлю себя на том, что говорю как по писаному, но это, пожалуй, уже перебор. Призываю на помощь боковое зрение: а вдруг и правда читает? Но нет, в руках ее нет ни книги, ни иной какой-нибудь шпаргалки. Лишь белая чашка, измаранная кофейными брызгами. Возможно, впрочем, она потрудилась выучить текст наизусть. Спутник ее с непроницаемым лицом терзает пиццу: то ли слушает внимательно, то ли думает о своем – хрен разберешь…