Энциклопедия обрядов и обычаев

«Вдова 25 лет, имеющая до 10 тыс. годового дохода, не имевшая детей, желает хорошего и доброго человека, преимущественно военного или из отставных военных, от 30 до 35 лет, высокого роста, благонадежного здоровья и крепкого сложения; красоты не ищет, но чтобы был не безобразен, черноволос и в усах; табаку бы не нюхал, а курить может; за состоянием также не гонится; может быть и старее несколько 35 лет, но непременно в цветущем здоровье, не бледный и и не худой». (Из кн. «Русский очерк»).

По поводу сватовства существовало множество суеверий. Сватовство не полагалось затевать в среду и пятницу. Также несчастливыми считалось 13 число, а 3, 5, 7 и 9 — счастливыми. Ни в коем случае нельзя было, идя со сватовством в дом, вступать в разговоры, а подойдя к дому, следовало незаметно прикоснуться рукой или плечом к косяку и только затем стучать. Во время разговора сваха или сват должны были незаметно дотронуться до ножки стола, «чтоб дело не сбежало».

Вопрос о свадьбе решали в тот же день, не прибегая ни к каким иносказательным и поэтическим приемам. В случае положительном родители невесты и сваха трижды обходили вокруг стола, крестились на образа и, расставаясь, сразу же договаривались о смотринах. (Чего тут калякать? Давай свадьбу стряпать!).

В дворянском быту сватовство обычно состояло в беседе с родителями, после чего (если было получено согласие) в залу приглашалась невеста, у которой спрашивали, согласна ли она выйти замуж. Предварительное объяснение с девушкой считалось нарушением приличий. Впрочем, с 70 гг. XVIII столетия молодой человек мог предварительно побеседовать с девушкой на балу или в каком-нибудь общественном собрании. Такая беседа рассматривалась соответствующей приличиям и ни к чему не обязывала.

В том случае, если родители считали партию неподходящей или невесте жених не пришелся по сердцу, отказ делался в ритуальной форме: жениха благодарили за честь, но говорили, что дочь еще слишком молода или, — например, намеревается поехать в Италию совершенствоваться в пении. Случалось, (особенно, если жених был знатный, богатый и немолодой), что сватовство могло осуществиться и без согласия девушки. У последней в таком случае оставалась надежда реализовать свой отказ в церкви.

При удачном сватовстве стороне жениха вручалась роспись приданого, включающая доскональные сведения о том, какая за невестой обещана недвижимость, а также серебро, золото, ювелирные украшения, мебель, одежда, постельное белье. Отдельным пунктом стояло «Божье благословение», например: «Иконостас красного дерева с тремя иконами в серебряных вызолоченных ризах, и к ним — серебряная лампада». Широкое распространение среди купечества получил обычай давать, помимо приданого, определенную сумму наличными.

Ежели сватовство оказывалось успешным, после обсуждения росписи приданого обычно через неделю назначались смотрины.

СМОТРИНЫ

До рассказа о смотринах у простых смертных остановимся на смотринах царских — уникальном явлении допетровской Руси. В силу того, что Европа очень мало знала о России, которая представлялась ей дикой пустыней, заселенной варварами, и из-за различий в вере, русские государи не могли жениться на дочерях иноземных властителей, и московским царям приходилось выбирать себе невесту из подданых. Выбор же невесты из знатного рода настолько возвышал последний, что мог создать соперника царствующей фамилии, и потому государь был вынужден установить так называемый «всенародный» нелицеприятный выбор невесты, как женщины доброй, «ростом, красотой и разумом исполненной, к какому бы малому роду она не принадлежала».

У русской красоты было:

Белое лицо, как бы белый снег,
Ягодицы (на щеках) как бы маков цвет,
Черные брови, как соболи,
Будто колесом брови проведены;
Ясные очи, как бы у сокола…
Она ростом-то высокая.
У ней кровь-то в лице словно белого зайца,
А и ручки беленьки, пальчики тоненьки…
Ходит она, словно лебедушка,
Глазом глянет, словно светлый день…

Главным же представлением о красоте в допетровской Руси было простое понятие о физическом цветущем здоровье. В отличие от последующих веков (особенно XIX в.) с их идеалами изнеженно-бледной красоты, в старые времена почитали деву, пышущую здоровьем, крепкую и румяную. Само слово — красота — от «красный», а вот бледность воспринималась следствием болезни или признаком дурного поведения, разврата, самое грубое название которого выводилось из одного корня со словом «бледный».

Иноземцы же, бывавшие в Москве в XVI и XVII вв., едино восхваляли красоту русских женщин, сетуя только на излишнее и неискусное употребление белил, румян и сурьмы, которые лишь безобразят их природные достоинства.