Энциклопедия пиратства

Действительно, мы знаем, что викинги плыли на запад или на восток, то есть на одной широте, вдоль одной и той же параллели; для ведения корабля строго по курсу они с самого начала отплытия наблюдали за перемещением яркого пятна на дне лодки, порожденного лучом солнца, проходящим сквозь отверстие в скамье, при этом мачта должна была стоять вертикально; они могли сразу заметить, что поднялись на север (пятно отклонялось от середины днища) или спустились к югу (пятно возвращалось назад). Плыть из Норвегии в Шотландию, к Шетландским или Фарерским островам, в Исландию, в Гренландию — это всегда называлось «идти на запад» или «подправлять» это западное направление по лучу солнца. И, наоборот, пересекать Бискайский залив, не идя вдоль берегов залива (из-за их страшной опасности), означало идти с юга или юго-запада или, при возвращении, с севера или севера-востока, в любом случае приходилось менять широту, сохраняя тот же меридиан или отклоняясь от него, что невозможно было определить с помощью солнечного пятна.

Финикийцы уже давно осуществили пересечение залива с помощью своих таинственных приспособлений, но скорее всего, — и есть серьезные основания так думать — и те, и другие были знакомы с «магнитом», прообразом компаса. Какими бы мы не представляли себе скандинавов, нельзя забывать о том, что они покорили большую часть Руси, перемещаясь по рекам Днепр, Дон и Волга; шведские варяги с IX века и, без сомнения, с более ранних времен часто налаживали связи с Константинополем, иногда это были торговые отношения, а иногда варяги нападали на город; у северных людей были также связи с арабскими торговцами и моряками. А практически точно известно, что арабы к тому времени умели пользоваться намагниченным камнем, вывезенным из Азии (но, возможно, через финикийский канал), вот так все и может проясниться. Добавим еще, что мы сами, французы, в XIII веке найдем компас (буссоль, приспособленную к морскому применению) в Пуйи, который являлся норманнским королевством.

Наши пираты не замедлили войти в воды Средиземного моря. Действительно, они были потрясены Гибралтарским проливом. Если бы кто-нибудь, как я, плывя однажды на корабле таких же размеров, как у викингов, почувствовал здесь на себе силу восточных ветров и был бы буквально вытолкнут в несколько приемов в Атлантический океан, то он прекрасно понял бы сон святого Олафа, увидевшего в этом месте «человека, величественного и прекрасного, который ему приказал вернуться на север».

Мы не можем здесь проследить все пути, по которым шли северные люди, разоряя берега Испании и Прованса, — как первые берберы, — достигнув Сицилии, Пуйи, Калабрии, создавая в этих местах королевства; в действительности, это было похоже больше на военные действия, чем на пиратские, и менее всего это было «народное пиратство», так как они не возвращались более в свою Скандинавию. Именно на французских берегах викинги свирепствовали с наибольшей силой.

До наших дней дошли описания действий северных людей, причем с двух сторон — с их точки зрения и с точки зрения жертв грабежа и насилия, но, к сожалению, в недостаточном объеме, чтобы можно было точно их сопоставить. Скандинавские саги, которые воспевают на большом количестве страниц морские походы (с невероятной поэтичностью), сложены, в основном, на темы любви, соперничества или поединков скандинавов между собой, описывая грабежи чужих земель лишь в нескольких словах: «береговое ремесло»; именно так, в общих чертах, опуская тяжелые подробности, писали свои произведения видные романисты до появления Золя. Описывая повседневную жизнь убийцы скота, писатель никогда бы не стал подробно описывать сам процесс «зарезания» свиньи; он бы сказал так: «Он зарезал свинью, затем…». Примерно так же даются описания событий и в сагах, и мы никогда не узнаем, как все происходило на самом деле.

Такая же история неполного описания событий наблюдается и со стороны жертв. Рассказы о норманнских набегах бесчисленны, и все они отмечены ужасом, чего, впрочем, и добивались нападавшие — так запугать людей, чтобы затем победить их без малейшего сопротивления. Монахи, один за другим, рисуют одну и ту же картину: над спокойным или волнующимся морем внезапно вырастает лес мачт, возвышающийся над смутной массой эскадры черных кораблей с высокими изогнутыми носами, на которых вооруженные люди издают громкие крики: «Норманны! Норманны!».

НОЧЬ УЖАСА