Энциклопедия пороков

Беспощадному человеку претит оказывать милость. "Что значит снисхождение?" -- недоумевает он. "Отчего, по какому праву?" Из этого искреннего недоумения видно, что беспощадный человек -- идеальный исполнитель и неумолимый страж. Он не дает поблажки не только другим, но и самому себе. Он ревностный почитатель высших ценностей, во имя которых можно ни к чему не испытывать сожаления, ни о чем не задумываться и ничего ни с чем соизмерять.

Всесокрушающее стремление к ясности живет в душе беспощадной личности. Враг всяческих недомолвок, неопределенности, свободы выбора, беспощадный тяготится ситуациями, где требуется проявить собственную волю, творческое начало, поступить раскованно и непринужденно. Любая неокончательность приводит его в бешенство. Он -- исступленный проповедник окончательных решений и незыблемых установлений. Без них беспощадный человек жалок. Тоскует и томится тогда душа его, и он напрягает все силы ума, воли, тела, чтобы рассеялась смятенность и установилась желанная однозначность. И тогда... О, тогда...

Тогда со счастливым облегчением, словно одержимый манией, выверенно, ловко и расчетливо действует беспощадный человек. Ничего он не жаждет больше, чем человеческой вины. Учиняя справедливую (только справедливую! как иначе разгуляться беспощадности?) расправу, он испытывает сладострастнейшее чувство. Ловкости, изяществу и холодности его в эти минуты может позавидовать самый искусный щеголь. Как лунатик бессознательным чутьем избегает пропасти, так и личность, одержимая бешеной страстью немилосердия, ловко одолевает все преграды на пути к жертве. Какое бы препятствие ни встретилось на пути беспощадного человека, какая бы хитрость и изворотливость ни противостояли ему, он словно клинком рассечет все мешающее и поразит жертву. Невозможно ускользнуть от не знающего пощады. Он, словно рок древних, настигает обреченного в самый, казалось бы, безопасный момент.

Нет, трудно не восхититься беспощадным человеком! Пусть он довольно примитивен и в основе своей, я бы сказал, даже глуп. Однако сколько наслаждений и ярких впечатлений даровано ему! Сладострастие расправы может быть острее, чем упоение любовным соитием. Сноровке, утонченности, холодной отваге не знающего пощады нельзя не позавидовать. Какую силу духа, страстность и остроумие проявляет он в преследовании своей жертвы! А поскольку для беспощадного все люди (и даже он сам) существуют не иначе как в виде жертвы, то можно лишь вообразить, сколь красочно его существование, наполненное вечной и неутихающей расправой.

Нет, право, я пленен этим патологическим свойством. Если бы по желанию можно было приобретать душевные качества и меня бы спросили: "Желай, исполним...", то я бы всеми силами души пожелал никогда не знать пощады. К тем, кто сам ее не знает, разумеется. Вот бы вышла схватка!

Признаюсь, это чувство всегда внушало мне благоговение, подобное тому, какое производит в нас загадочно молчащий сфинкс. Я не устаю поражаться исключительному неравнодушию к миру, заключенному в жадности. Мало назвать это неравнодушием:

в жадности воплощено поистине бескорыстное приятие всего, что есть на свете. Бескорыстное, ибо жадный человек, не колеблясь, согласен весь мир назвать своим, ничего не требуя взамен. Редкая самоотверженность!

По сравнению с жадностью всякое иное отношение к действительности выглядит вялым и сытым снобизмом. Жадность с неиссякающей энергией преследует все сущее, и ничто не в силах остановить ее. Всякое препятствие, ставшее перед ней, заранее обречено, ибо жадность, выпучив на него свои беспокойно шныряющие глаза, тут же воспламеняется вожделением к этому препятствующему ей предмету. И вот уже препятствие бежит, спасаясь от настигающей его жадности. Однако тщетно: всепоглощающая, жадность втягивает в себя и изначально намеченный предмет, и все препятствия к нему. Удовлетворенно урча, жадина оглядывается вокруг, Прикидывая, к чему бы еще устремиться.

В жадности конкретные вещи теряют контуры, свою особенность -- отличие и отделенность от других. Жаркое пламя вожделения расплавляет их. Они оплывают, становятся текучи, сливаются в единую вязкую субстанцию -раскаленную магму, которую поглощает зияющая бездна. Эта бездна не в глубинах океана, не в недрах земли. Она -- в груди жадного человека. Воистину, жадина -- самая глубокая личность на свете. Он способен поглотить все, обращая бесконечное многообразие существующего в единый субстрат удовлетворения своей воспаленной потребности. Расплавленный, слитый в общий поток мир, тяжко наполняет чрево, которое удовлетворенно оседает под этой тяжестью. Вобрать, поглотить, соединить все в себе -- таковы побуждения жадности.