Энциклопедия русской души (сборник)

Русская формула-1

– Еще «Шабли»? – спросил Саша, когда ожила и задвигалась картинка клубной жизни. – Хотите устриц?

– Хочу.

– Мне одинаково противны оба: и Грегори, и Серый, – сказал Саша. – Нам, молодым, нужна отчетливая страна. Решайтесь.

– Не хочу, – сказал я.

– Убейте гада!

– Сами убейте.

– Вы верите в формулу России?

– Тютчевскую?

– Нет. Что бы вы сделали с человеком, который вывел русскую формулу-1?

– Это невозможно.

– А если возможно?

– Жить в разгаданной России? – Я покачал головой.

– Да вы любитель острых ощущений! – вскричал Саша, подливая в бокалы «Шабли».

– Нет, но пресная жизнь, такая, как везде, – не мое.

– Вывод?

– С одной стороны, убил бы, – усмехнулся я. – С другой…

– Другая сторона меня не волнует, – заметил Саша.

– Ваши устрицы, референт, очень вкусные, – продолжил я клубную жизнь.

Лебединое озеро

Мы встали до рассвета, когда на небе в нетронутом виде сохранялась звездная чистота. Выпили банку парного молока, съели вкусной чесночной колбасы и – в лес. Облака терлись друг о друга предутренними нежными боками. Как заколдованные цапли, летала крупная мошкара. Черные елки пахли растительным счастьем. Простой мужик с чудными глазами встретился нам по дороге. В руках он держал маленькую стерлядь с умным лицом.

– Где поймал?

– На Лебедином озере.

Нагруженные грибами и букетами, мы с Серым перемигнулись, побежали и – заблудились. Аукались до хрипоты. На счастье, Нюрка шла топиться, получив двойку по рисованию. Мы с уважением отнеслись к решению зареванной пятиклассницы.

– Дяденьки! – с надеждой спросила Нюрка. – Вы умеете мяукать?

– Нет, – развели мы руками.

Серый раздвинул грозди рябины: это было самое узкое и самое красивое озеро в мире. Нюрка быстро разделась и в одном рваном лифчике кинулась в воду. В костюмах Адама, без аквалангов, мы с Серым полезли спасать ее душу.

Я не думаю

Откуда берется безмерное самомнение? Нет, пожалуй, ни одного русского человека, который бы не считал Россию первой страной.

Так нельзя

«Это невозможно» – формула Европы. От французов: «Ce n’est pas possible» до поляков: «To nemozliwe». У них там рыцарство самоограничения. И даже хохол потянулся за рыцарством:

– Я тоже рыцарь. И наш Гоголь – рыцарь. Он отомстил за вашу оккупацию страшной местью и мертвыми душами.

Новость. Хохол встал у края Европы, а не с нашего края.

У русских «это невозможно» имеет другой смысл. Невозможно – значит «не получается сделать то, что хочется». Для Запада «невозможно» значит переход границы самоидентификации. Самоистребление. Для Серого все возможно.

Распад внешних запретов произошел очень быстро и незаметно. По скорости избавления от табу Россия за последние десять лет прошла дистанцию в несколько столетий. Были незаметно отменены не только советские, но традиционно русские запреты.

«Бандит» – ласковое имя.

Запад оказался в оборонительной позиции. Сила Запада – в нестандартных решениях. Русский в сущности придерживается ломового развития. Я что-то не припомню, чтобы русский придумал в последнее время что-нибудь полезное для людей. Например, более удобную форму дуршлага или новый тип велосипеда. У него не придумывается.

Европа акробатически гибка.

Интеллигенция

Пора подвести предварительные итоги. Цикл существования интеллигенции закончился. Она выполнила свои задачи настолько блестяще, что самоликвидировалась за ненадобностью.

Когда-то «Вехи» ее одернули. Только однажды ее по-настоящему и одернули. Вышло несколько изданий этого одергивания. Ничто не изменилось. Разве что несколько ренегатов откололось.

Интеллигенция осталась верной себе. Целью ее деятельности была забота о счастье народа. Теперь, когда ясно, что это счастье никогда не наступит, деятельность интеллигенции можно признать благородной, но недальновидной.

Русская духовность уходит в небеса. В архив сдаются рулоны светлых помыслов. Сворачиваются в трубу миллионы стихов, прогрессивных рецензий, статей с направлением. Разорвалось сердце поэзии, отказывается работать печень прозы. Остановились миллионы часов кухонных бесед. Над всем бессрочный луч надежды. Пронзительные прожектора веры. Кафельные стены дружбы. Трупы великих писателей. Спите спокойно. Глубокая заморозка. Некрасов. Белинский. Добролюбов. Самые чистые.

Какой светильник разума угас!
Какое сердце биться перестало!

Одни светильники. Лампочки перегорелые. Прозекторская. Еще долго будут изучать внутренности наставников. Ковыряться в устройстве. Русская культура – пятизвездочный морг. Не стыдно показать. Устроить экскурсию. Есть чем гордиться. Вечная память!

Товарный поезд

– Есть страны, – задумался Серый, – где люди балдеют от сильных растений. Мистика России – в другом.

– Мистика? – усомнился я.

– Ты входишь в милицию, тебя встречают с цветами. Приехал забрать жену из роддома с ребенком, тебя встречают в штыки. Бандит дарит тебе шоколадку, а первоклассник отрезает тебе тупым ножом яйца.