Гармония для агрессивного человека — всегда укор в
его неполноценности. Ему кажется, что все окружающие замечают эту неполноценность, жалеют или презирают его, выставляя напоказ благополучие своего здоровья, карьеры, одежды, взаимен отношений и т. д.Он отнюдь не завидует им, не мучается желанием достичь их уровня, превзойти, доказать свою значимость, нет, они для агрессивной натуры просто чужие, не такие, как она, а следовательнОї враждебные, которым следует нанести ущерб, адекватный собственной ущербности.
У человека, страдающего пороком агрессивности, это отношение наблюдается не только при контактах с другими людьми, но и с цветочными клумбами, местами общего пользования, уличными таксофонами или мусорными урнами — со всеми субъектами окружающего мира, обладающими (естественно, по мнению агрессора) непозволительно высокой степенью завершенности.
Наиболее яркое и полное воплощение образа подобногочеловека — хулиган. Он топчет цветы, ломает садовые скамейки и телефонные будки, пачкает свежевыкрашенные панели, взрезает сиденья в городском транспорте, походя наносит увечья совершенно случайным и незнакомым людям, насилует. Преступления, которые он совершает, принято называть «безмотивными», т. е. не преследующими конкретной и полезной для самого преступника цели, но цель в них непременно присутствует — это удовлетворение жаждущей своей реализации агрессивности.
Адекватная контрагрессия, как правило, лишь распаляет агрессора, подпитывает его свежими импульсами. Искоренить этот порок практически невозможно, и лишь крайняя жестокость в подавлении его открытых проявлений может загнать агрессивность в темную глубину души, где она, как побитый пес, будет зализывать раны и ждать боли удачного стечения обстоятельств.
Гнусному и доброта и мудрость кажутся гнусными; грязи — только грязь по вкусу.
На садовой скамейке сидят трое: романтик, развратник и хулиган. Мимо них проходит молодая красивая женщина.
Романтик: Ах, подхватить бы эту богиню на руки…
Развратник: И в кусты!
Хулиган: И по морде! По морде!
Агрессоры часто совершают акты изнасилования. При этом их основным мотивом является не удовлетворение сексуального желании, а
стремление унизить жертву, осквернить ее, обмазать ее, чистую, грязью и в прямом и в переносном смысле.Для низких натур нет ничего приятнее, как мстить за свое ничтожество…
Некоторые агрессивные натуры, опускаясь, достигают крайней фары
своего развития, которую принято называть манией.Мания — отнюдь не психическая болезнь, как часто утверждают ретивые адвокаты на судебных процессах, а порок агрессивности, ставший
главенствующей чертой личности.Все маньяки чрезвычайно рассудительны.
Маньяки похожи друг на друга, как близнецы, и представляют собой настоящих изготовителей котлет. У них запрограммированная психология… Как ребенок исследует мир, так маньяк исследует процесс убийства. Оно для него не более чем детская игра. Так мальчишка разбирает часы, чтобы узнать, отчего они тикают.
В результате своих многолетних исследований доктор Морисон пришла к однозначному и категорическому выводу: пойманных маньяков никогда и ни при каких обстоятельствах нельзя выпускать на свободу.
Действия маньяка — это не преступление в общепринятом смысле, это — естественное выражение его сути, его жизненной программы.
Это и не болезнь, которую можно надеяться излечить.
Это — особым образом составленный жизненный код.
Маньяк — взбесившееся животное, которое убивает без всяких зачем» и «почему», оно убивает, чтобы убивать.
Маньяк — летящая боевая ракета с расстроенной автоматикой.
Единственный сигнал, который можно и нужно ей послать с земля, — это сигнал на самоуничтожение, а если и он не будет принят, то нужно запускать ракету-перехватчика.
Можно ли питать надежду на исправление какого-нибудь Джека-Потрошителя или Андрея Чикатило?
Подобные субъекты, будучи пойманными, как правило, редко предстают перед судом — их убивают сокамерники в следственном изоляторе. Для уголовного мира это — обычное «санитарное» мероприятие по отношению к преступникам подобной категории.
Гнилое не терпит прикосновения.