Мудрец ответил ему:
— Я иду, чтобы быть повешенным на этой виселице.
— Я не верю тебе!
— Прекрасно, — развел руками Насреддин. — Если я солгал — повесь меня!
— Но это будет означать, что ты сказал правду!
— Вот именно!
Справедливость и истина — два столь тонких острия, что наши инструменты слишком грубы, чтобы касаться их с должной точностью. Прикасаясь, они их сплющивают и опираются уже скорее на ложь, чем на истину.
Истина, подобно золоту, не бывает хуже от того, что ее недавно вынесли из рудника.
Смотря из какого рудника. Бывают свинцовые истины, тронутые позолотой.
Открытие истины грозит ей презрением.
Как говорят мудрые, Природа столь тонко связала концы, что одно переходит в другое и неразличимо.
Ломоносов сказал: «Науки юношей питают, отраду старым подают».
Князь же Владимир неоднократно повторял: «Веселие Руси — питие есть».
Кому же из них двоих верить? Очевидно — тому, кто старше.
Об истине нельзя судить на основании чужого свидетельства или полагаясь на авторитет другого человека.
Если кто уверяет, что выпил шесть или восемь бутылок вина за один присест, то из одного только милосердия я буду считать его лжецом, не то мне придется думать, что он — скотина.
In vino veritas. (В вине — истина).
Есть, быть может, одно только утешение: природа одарила нас примерно всем, что нам нужно, и если мы некоторых вещей не постигаем, стало быть, такое положение и не требуется.
Если бы необходимо нужны были некоторые вещи, все люди их бы имели, как, например, у всех лошадей имеются ноги. Можно быть приблизительно уверенным, что не являющееся абсолютной необходимостью для всех людей, во всех местах, не является ни для кого необходимым.
Истина это — пуховик, на котором можно предаваться отдохновению. Все остальное представляет собою постоянную тему для дискуссий «за» и «против».
Для истины — достаточный триумф, когда ее принимают немногие, но достойные: быть угодной всем — не ее удел.
Истину можно найти только в запрещенных книгах.
В остальных — лгут.
Истина — выигрышный номер: самые близкие номера — такие же проигрышные, как и самые далекие.
Я шире распахнул завесу истины, чем кто-либо из смертных до меня. Но я хотел бы видеть того, кто мог бы похвалиться более ничтожными современниками, чем те, среди которых я жил.
Солнце заглядывает в ямы с навозом, но не оскверняется.