Убийство совершается преступником вследствие ужаснейшего отчаяния: оно служит ему средством заполнить величайшую внутреннюю пустоту; ибо, как преступник, он ничего иного не желает, ничего иного не делает; он видит, что его жизнь не ведет ни к какой цели, и потому он хочет что-либо сделать.
При этом для него совершенно безразлично, кого он убивает; замысел убийцы никогда не направляется на определенного индивидуума, иначе страсть к убийству как психологическое предрасположение не сидела бы, конечно, так глубоко внутри; ему хочется лишь вообще убивать, отрицать.
Это утверждение Вейнингера, разумеется, не следует понимать буквально в плане того, что убийца никогда не имеет конкретного и целенаправленного замысла. Просто замысел убийцы не обладает самоценностью, а является лишь реализацией общей психологической установки на убийство, что гораздо важнее для понимания людей этой категории.
Значение преступной установки со всей наглядностью продемонстрировал XX век, с его двумя мировыми войнами и эрой социализма, при которых миллионы людей совершенно неожиданным образом обнаружили не только наличие в них установки на убийство, но и абсолютную готовность к ее реализации. История криминалистики с ее зловещими Лиззи Борден и Джеком Потрошителем как-то враз скукожилась и померкла, а теория Ломброзо о врожденной преступности получила самые убедительные подтверждения.