Энциклопедия символизма: Живопись, графика и скульптура. Литература. Музыка.

V. Setschkarev: Studies in the life and works of lnnokenti Annenskij,La Haye 1963.

БАБИЧ Михай(Сексард, 1883 — Будапешт, 1941) — венгерский поэт.

Й. РИПЛЬ-РОНАИ. Портрет М. Бабича

Студент-филолог, потом учитель, он вступил в литературу в то время, когда появился журнал «Нюгат». Но он в большей степени литератор, чем Ади, и пытается искать неизвестные темы и формы. Его эрудиция очень обширна (дополнительным доказательством являются его многочисленные переводы): он прислушивается к великим голосам европейской поэзии (Браунинг, По, Бодлер, Верлен, Кардуччи, Лилиенкрон), чтобы обогатить поэзию своей страны. «Листья из венка Ирис» (1909), «Принц, может прийти зима» (1911), «Речитатив» (1916) — блестящие произведения, показывающие, как поэт с болью пытается выйти из своего «магического круга»:

Своих стихов я персонаж бессмертный,
Мелодий всех пролог и эпилог.
Хотел я встретиться со всей Вселенной,
Но далее себя шагнуть не смог.

(Пер. Н. Горской)

Первая мировая война, подъем нацизма — те важные события, которые заставили его «выйти из своей темы». Но рассказ о его позиции (которая никогда не была позицией борца), о проявлении его католицизма, о важной роли, которую он играл в руководстве журнала «Нюгат», о его успехах в области романа или эссе перерастает рамки работы о символизме. В то же время нельзя не упомянуть последний образ — самого себя, — который он оставил в поэме «Книга Йонаша» (1941), — образ пророка, которому Бог приказал обличать порок, но которому недостает для этого необходимых сил, и он отказывается от своего призвания.

G. Juhász: М. Babits,Budapest 1928 — G. Illyes: Babits Mihály emlékkönyv, Budapest 1942.

БАЛЬМОНТ Константин Дмитриевич(д. Гумнищи Шуйского у. Владимирской губ., 1867 — Нуази-ле-Гран, 1942) — русский поэт.

В. А. СЕРОВ. Портрет К. Д. Бальмонта. 1905

Рене Гиль рассматривал его как своего русского ученика, единственного, кто без оговорок принял его метод словесной инструментовки. Но имя Бальмонта более всего ассоциируется с Верленом, «Романсы без слов» которого он с большим успехом перевел. Прежде всего между Верленом и Бальмонтом существует некая общность судеб. Его неуравновешенный темперамент и болезненная натура рано дают о себе знать. Однажды он пытался покончить с собой. В 1886 г. он поступает на юридический факультет Московского университета, но оказывается настолько захвачен волнениями, что принимает участие в организации студенческих беспорядков. Его первая книга стихотворений, опубликованная в 1890 г., говорит о волнениях юности «периода депрессии». Но сборник «Под северным небом» рисует его волю к тому, чтобы взять себя в руки и пойти навстречу жизни. В предисловии ко второму тому Полного собрания сочинений Бальмонт объяснит, что он хотел показать здесь, что может сделать с русским стихотворением поэт, любящий музыку. «Тишина», его третья книга стихов, может быть, самая заметная в этом смысле. «Разве у одного ван Лерберга, разве только в самых лучших строфах Верлена, — пишет Эллис, — слышится ангельская музыка, подобная необъяснимо возникающим и неизвестно как и куда ускользающим созвучиям…»

Бальмонт провозглашал между тем «кое-что другое». Его следующие поэтические книги — «В безбрежности» (1895), «Горящие здания» (1900), «Будем как Солнце» (1903), «Только любовь» (1903), «Литургия Красоты» (1905) — демонстрируют провокативный, циничный тон, в котором можно обнаружить следы ницшеанства. Впрочем, он утверждал: «Хочу быть дерзким. Хочу быть смелым». Вовлеченный Горьким в революцию 1905 г. и уступив искушению политической поэзии в «Песнях мстителя», опубликованных в 1907 г. в Париже, куда поэт уехал, Бальмонт миновал первый русский символизм. Его трактат «Поэзия как волшебство» (1915) предлагает новую формулу символизма, расширенную и переосмысленную. Поэзия для него прежде всего занята постижением древних ритуалов и языков, которые находят в тех далеких культурах прошлого, где поэт был магом. Музыка — по преимуществу магическое искусство. Музыкант, как и поэт, истолковывает мир, устанавливает связь между человеком и природой, воссоздает мир и, именуя его, воссоздает гармонию из хаоса. Он настаивает на магической силе букв:

«Каждая буква хочет говорить отдельно. (…) В М— мертвый шум зим, в А— властная весна. М— камень, А— не алый рубин, а в лунной чаре опал, иногда, — чаще же днем играющий алмаз, вся гамма красок».

Он повторяет таким образом одну из навязчивых идей символизма: превратить поэтический язык в чисто музыкальный. И если Бальмонт в долгу у Ницше, то, наверное, менее всего благодаря апологии сверхчеловека, а из-за дионисийской предрасположенности к музыке.