Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

В последней строке очевидно стремление поэта спрятаться от «глаз» вездесущей власти. Примерно в это же время в черновиках «Таможенного досмотра» лирический герой говорил: «Вот меня глазами засекли!» (С4Т-3-285). Впервые же этот мотив встретился в «Невидимке»: «Я чувствую, что на меня глядит соглядатай, / Но только не простой, а невидимка».

Про остров сказано также, что он «плыл без руля, ветрил», как и лирический герой в «Двух судьбах»: «Кто рули да весла бросит…». Кроме того, остров назван бедолагой, а Кривая называет героя болезным: «Но спасу тебя, болезный…».

Еще одна параллель с «Двумя судьбами»: «И, как морской бродяга, плыл остров-бедолага <.. > Плыл в никуда и не наверняка» = «Плыл, куда глаза глядели». Это же движение «в никуда» упоминается в песне «То ли — в избу и запеть…»: «Навсегда в никуда — / Вечное стремленье». Да и в «Затяжном, прыжке» лирический герой «шагнул в никуда», как и в «Песне Билла Сигера»: «Из ниоткуда в никуда / Перешагнул, перешагнул!».

Другая характеристика, которой наделяется остров (то есть сам поэт), — это вечность или существование в течение многих веков: «Сквозь милионнолетья, эпохи и века / Менял свой облик остров — отшельник и бродяга». Такой же образ лирического героя и лирического мы встречается в «Гимне морю и горам», в «Балладе о Кокильоне» и в «Марше космических негодяев»: «Даже счет мы открыли векам [Вот у нас даже сколько веков] / Мы причислены к лику великих» (АР-10-157), «…Разбужен будет он / Через века. Дремли пока, / Великий Кокильон!», «Ведь когда вернемся мы, по всем по их законам / На Земле пройдет семьсот веков».

А поскольку «остров — отшельник и бродяга» находится в пути долгие века, всё это применимо также к лирическому герою и людям, подобным ему: «Без одёжи да без сна / Вечно он в дороге» («Разбойничья» /5; 363/), «Зря покоя хотят, / Души нам бередят / Души вечных бродяг» («Расскажи, дорогой»; АР-6-197). Последнее стихотворение содержит еще ряд автобиографических мотивов: «Кто виснет на волоске / Да стоит на песке» (АР-6-197) = «Подо мной песок зыбучий / да обманчивый» («Две судьбы» /5; 462/); «Сколько славных парней…» = «Славных малых, озорных чудаков» («Мореплаватель-одиночка»); «Загоняя коней…» = «Ну а вдруг коней загнал / Понапрасну?!» («Грустная песня о Ванечке»); «Под одеждой — оголенные нервы» (АР-6197) = «Эх, вы, мои нервы обнаженные…» («И душа, и голова, кажись, болит…»); «И еще раз садись на коня» = «И на лошадь он вскочил» («Разбойничья» /5; 361/).

Примечательно, что самым ранним произведением, которое можно рассматривать в качестве предшественника песни «Сначала было слово…», является вышеупомянутый «Марш космических негодяев» (1966): «На бога уповали бедного, / Но теперь узнали — нет его» (АР-17-112). Также и в самой первой строке песни «Сначала было слово печали и тоски…» присутствует полемика с евангелием от Иоанна: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». А в концовке песни читаем: «Но если уж сначала было слово на земле, / То это, безусловно, слово “море”». Перед этим же была создана новая концепция возникновения мира: «Сначала было слово, но не было идей, / Был хаос, мрак и уйма неполадок, / А в мире еще не было ответственных людей, / Чтоб навести какой-нибудь порядок. / Тогда из-за романтики, а может, от тоски, / Как утверждает точная наука и молва, / От суши отрывались огромные куски /Ив море уплывали, превращаясь в острова» (АР-10-106).

Очевидно, что поэт идентифицировал себя с этими островами, поскольку и романтика, и тоска уже встречались в стихотворении «Я не успел», имеющем подзаголовок «Тоска по романтике». Кроме того, слова «Рвались от суши в никуда» напоминают «Песню о двух красивых автомобилях» и «То ли — в избу и запеть…»: «Из кошмара городов / Рвутся за город машины», «Навсегда в никуда / Вечное стремленье» (да и лирический герой мечтал «отсюда в тапочках в тайгу сбежать» /2; 167/).

Теперь выявим другие сходства между «Сначала было слово…» и «Маршем космических негодяев»: «Менял свой облик остров — отшельник и бродяга» = «Песня космических бродяг»[2433]; «И острова вернутся назад наверняка» = «Ведь когда вернемся мы…»; «Сквозь миллионнолетья, эпохи и века» = «На Земле пройдет семьсот веков».

Как видим, «остров — отшельник и бродяга» был очень близок Высоцкому, поэтому он нередко выводил себя именно в таком облике (например, в «Дорожной истории» и в «Песне командировочного»: «Бродяжил и пришел домой / Уже с годами за спиной», «Но я докажу на деле, / На что способен аскет]»).