Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

А в 1969 году Высоцкий читал текст «от автора» в фильме Евгения Осташенко «Ильф и Петров», многие фрагменты из которого настолько точно ложились на его собственное эмоциональное состояние конца 60-х годов, что находили массу аналогий с его стихами (в том числе более позднего периода).

На похоронах Ильфа: «“Такое впечатление, будто сегодня и Вас хоронят”, -сказал кто-то Петрову. “Да, это и мои похороны”, - ответил он». Сравним в песне Высоцкого «Он не вернулся из боя» (1969): «Всё теперь одному, только кажется мне: / Это я не вернулся из боя».

«Говорили [Ильф и Петров] между собой: “Хорошо бы погибнуть вместе после какой-нибудь катастрофы!”» ~ «Взлетят наши души, как два самолета, / Ведь им друг без друга нельзя!» («Песня летчика-истребителя», 1968).

Высоцкий читает воспоминания Петрова: «И вот сижу я один против пишущей машинки. В комнате тихо и пусто. И в первый раз после привычного слова “мы” я пишу холодное и пустое слово “я”» ~ «Нам и места в землянке хватало вполне, / Нам и время текло для обоих. / Всё теперь одному…» («Он не вернулся из боя», 1969).

«Короткими, скупыми словами рисовал Петров портрет друга: “В этом человеке уживались кролик и лев”» ~ «Во мне — два “я”, два полюса планеты, / Два разных человека, два врага» («Про второе “я”», 1969); «В детстве Ильфа дразнили: “Рыжий, красный, человек опасный”» ~ «И дразнили меня: “Недоносок!”, - / Хоть и был я нормально доношен» («Баллада о детстве», 1975); «Человек скрытный, застенчивый. На первый взгляд, заносчивый» ~ «Заносчивый немного я, / Но в горле горечь комом: / “Поймите: я, двуногое, / Попало к насекомым!”» («Гербарий», 1976).

Высоцкий продолжает читать воспоминания Петрова: «Я почти что схожу с ума от духовного одиночества». Эти же мотивы характерны для его лирического героя, например: «Я говорю: “Сойду с ума!” — / Она мне: “Подожди”» («Про сумасшедший дом», 1965). Что же касается мотива одиночества, то он присутствует и в письме к Кохановскому (Москва — Магадан, 25.06.1967): «Часто ловлю себя на мысли, что нету в Москве дома, куда бы хотелось пойти» (С5Т-5-279).

***

Теперь зададимся вопросом: почему же Остап Бендер был так близок Высоцкому? Вероятнее всего, по нескольким причинам.

Первая — подобно Высоцкому, Остап был лицедеем. Он постоянно менял маски и представлялся человеком разных профессий — от инспектора пожарной охраны до владельца «собственной мясохладобойни на артельных началах в Самаре». Да и в реальной жизни тоже не ограничился одной профессией: «Сын турецкоподданного за свою жизнь переменил много занятий. Живость характера, мешавшая ему посвятить себя какому-нибудь делу, постоянно кидала его в разные концы страны…». Такой же «кочевой» образ жизни вел лирический герой Высоцкого, да и сам поэт. Как говорил режиссер Александр Митта: «В Высоцком существовало одновременно несколько людей, и среди них, как равный с поэтом, мастером, авантюристом, мудрецом и лицедеем, жил ребенок, доверчивый, ранимый, дерзкий и застенчивый»[2427].

Вторая причина состоит в том, что лирический герой Высоцкого часто выступает в образе вора, заключенного, хулигана и разбойника, то есть изгоя советского общества, каковым был и Остап. Причем речь здесь идет не только о ранних песнях, но и о других, написанных значительно позже: например, «Разбойничьей», «Балладе о вольных стрелках» и стихотворении «Я был завсегдатаем всех пивных» (все — 1975).

В романе «Двенадцать стульев» описывается интересный эпизод в театре Колумба, когда Остап выудил у администратора два бесплатных билета в партер: «Когда все пропуска были выданы и в фойе уменьшили свет, Яков Менелаевич вспомнил: эти чистые глаза, этот уверенный взгляд он видел в Таганской тюрьме в 1922 году, когда и сам сидел там по пустяковому делу» (глава XXX. «В театре Колумба»).

Таким же таганским арестантом предстает во многих песнях и сам Высоцкий (в том числе и тех, которые ему не принадлежат, но исполнялись им глубоко личностно): «Таганка — я твой бессменный арестант!» («Цыганка с картами, дорога дальняя»), «Ну да ладно, что ж, шофер, тогда вези меня в “Таганку”, - / По-гляжу, ведь я бывал и там» («Эй, шофер, вези — Бутырский хутор, / Где тюрьма…», 1963), «В тюрьме Таганской нас стало мало…» (1965), «Сидим в определяющем году, / Как, впрочем, и в решающем, в Таганке» («Театрально-тюремный этюд на Таганские темы», 1974).

В тех же «.Двенадцати стульях» Остап, украв у своей жены мадам Грицацуевой очередной стул, сообщает Воробьянинову: «Вдовица спит и видит сон. Жаль было будить». Это очень напоминает переживания о своей будущей жертве главного героя песни Высоцкого «А в двенадцать часов людям хочется спать…»(1965): «Не могу ей мешать — / Не пойду воровать, — / Мне ей сон нарушать / Неохота!»²4