Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

В общих чертах этот подтекст понимали и представители власти, у которых рассказ о крокодилах и другие рассказы Высоцкого вкупе с его песнями вызывали большое беспокойство. Это нашло отражение в письме Высоцкого Игорю Коханов-скому от 20.12.1965: «Помнишь, у меня был такой педагог — Синявский Андрей Донатович? С бородой, у него еще жена Маша. <.. > Дело в том, что его арестовал КГБ <.. > При обыске у него забрали все пленки с моими песнями и еще кое с чем похлеще — с рассказами и так далее.33 Пока никаких репрессий не последовало, и слежки за собой не замечаю, хотя — надежды не теряю» /6; 356 — 357/.

И очень скоро «надежды» Высоцкого оправдались — его вызвали на допрос в КГБ: «Высоцкий потом рассказывал мне, — вспоминает Мария Розанова, — что его вызывали на Лубянку, грозили, что, если он “не заткнется”, ему придется плохо. Ему было тяжело, очень тяжело это время. Но держался он удивительно достойно»3[79].

Позднее Мария Васильевна рассказала, что она «очень долго скандалила, чтобы мне эти пленки вернули. И в один прекрасный день я “доскандалилась”! Пленки мне вернули. Но предупредили, что один из рассказов стерт, потому что он антисоветский. Это был рассказ, который мы называли “Рассказом о двух крокодилах” <…> Как только я пришла домой, сразу же поставила эту пленку — и ожидала на месте этого рассказа “дырку”. И вдруг слышу вполне нормальное звучание! То есть у них там техника барахлила…»[80].

Сохранился протокол обыска у Синявского от 23 декабря 1965 года, и там имеется одна весьма примечательная фраза: «Пленки на кассетах № 1, 4–9, 12 и 13 содержат записи песен и рассказов на воровском жаргоне с употреблением нецензурных выражений, а на пленке 6-й кассеты среди подобных песен записан пасквильный рассказ, порочащий имя В.И. Ленина и Н.К. Крупской»[81]^[82].

А вот какой разговор состоялся у Высоцкого с переводчиком Давидом Карапетяном — вскоре после публичного «покаяния» диссидентов Петра Якира и Виктора Красина в сентябре 1973 года: «Показывая мне у себя дома фотографию Солженицына в журнале “Пари матч”, Володя с расстановкой произнес: “Ну, его-то они никогда не сломают”. <…> Тогда же, сразу после реплики с Солженицыным, я спросил у Володи напрямую: “Ну а в себе-то ты уверен, не сломаешься сам-то? Вдруг решат тебя приручить? Соблазн ведь велик”.

Володя отлично знал, какого ответа я от него жду. Он сказал так: “Никогда этого не будет. Через это я уже проходил. Как-то написал я стихи под ноябрьские праздники. Хотел видеть их напечатанными. Совсем плохи дела были тогда. Там и красные знамена были, и Ленин. Утром перечел — порвал и выбросил. Понял — это не для меня”»37.

Есть все основания предположить, что эти стихи были написаны примерно в то же время, что и интересующая нас анкета 1970 года.

В 2003 году один из журналистов спросил главного режиссера Театра на Таганке Юрия Любимова: «Однажды на вопрос, кто его любимые герои, Владимир Высоцкий ответил: “Ленин и Гарибальди”. Это было в 1969 году. Как вы думаете, он шутил?». Любимов ответил: «.Думаю, шутил. Он не любил этот строй»[83]^[84].

Советский строй Высоцкий действительно не любил (по словам одного из создателей подпольного альманаха «Метрополь» Виктора Ерофеева: «Он явно не любил советскую власть. Он сдержанно об этом говорил, без пафоса, но явно было, что он противник режима, и не потому, что он участвовал в “Метрополе”, а просто ему это не нравится»39), однако при заполнении анкеты ему было не до шуток.

Как известно, период с 1968 по 1971 год был для Высоцкого особенно тяжелым: в 1968 году его творчество и личность подверглись массированной травле в советской прессе: «Высоцкого не допускали на эстраду даже с шефскими концертами. Несколько лет до 1971 года — если удавалось получить разрешение, он выступал как актер с роликами из фильмов, исполняя только литованные песни от Бюро пропаганды киноискусства» /8; 11/.

А вот как сам поэт комментировал сложившуюся ситуацию в своем письме в высокие инстанции (предположительно, в Министерство культуры) от 09.06.1969: «Уважаемые товарищи! Я обращаюсь к вам, ибо в последнее время для меня и моей творческой работы сложилась неблагоприятная ситуация. <…> К песням своим я отношусь столь же серьезно и ответственно, как и к своей работе в театре и кино. Любое творчество, а тем более песенное, требует аудитории — а ее-то я сейчас фактически лишен. Такая ситуация создалась в результате некоторых выступлений в печати. Например, газета “Советская Россия” опубликовала статью “О чем поет Высоцкий?”, по поводу которой я обращался в отдел пропаганды ЦК КПСС, так как в статье имелись грубые ошибки, цитировались песни, мною не написанные, — и на них-то в основном строились обвинения в мой адрес, будто я “пою с чужого голоса”»[85]^[86][87].