И так же страстно хотел Высоцкий стать членом Союза писателей, что дало бы ему официальный статус. Это желание было настолько сильным, что встречалось в произведениях 1969 и 1970 годов, причем было выражено одинаковым стихотворным размером: «Пусть я еще пока не член Союза, / За мной идет неважная молва…» «Песенки плагиатора» /2; 508/), «Я вас люблю — не лгу ни на йоту. / Ваш искренне — таким и остаюсь — / Высоцкий, вечный кандидат в Союз, / С надеждой на со^г^^с^'тнуто работу» («В день рождения В. Фриду и Ю. Дунскому»). Автохарактеристика «вечный кандидат» говорит о том, что сам Высоцкий прекрасно понимал, что его никогда не примут в Союз писателей, но все равно мечтал об официальном признании: «Знаю, мне наденут лавровый венец. / Может, смою я позор с себя, сотру. / Может, все-таки я стану, наконец, / Официальным человеком-кенгуру» б2
(«Про прыгуна в длину»; АР-3-108).Этой же теме посвящена «Песня Алисы про цифры» (1973): «Я же минусов боюсь, / Их исправить тороплюсь. / Черкни сразу — выйдет плюс: / Крестик — это плюсик. / Эх, раз, еще раз! / Есть пятерочка у нас. / Рук — две, ног — две, / Много мыслей в голове! / И не дразнится народ — / Не хватает духа, / И никто не обзовет: / Голова — два уха».
Подтекст этих строк очевиден: Высоцкий страдал от негативных оценок («минусов») в свой адрес и хотел, чтобы коллеги и официальная власть оценили его «на пять». Вспомним заодно, как обиделся Высоцкий, когда Михаил Златковский подарил ему его первый самодельный плакат, на котором сердце, изображенное в виде динамометра и выжимающее капли крови, остановилось на отметке «4»: «Неужели я на “отл.” не вытягиваю?!», — спросил поэт6
’3.В этих же воспоминаниях приведено несколько высказываний Высоцкого, из которых становится ясно, как он страдал от официального непризнания: «“Ну, что тебе далось это звание, что тебе?
Как-то мы решили один плакат тиражировать: Володя хотел, чтобы перед его приездом в городах всюду были его плакаты. Ребята в типографии дождались, когда директор ушел в отпуск, и запустили печать. Не успели лишь сделать черный прогон: на нас кто-то донес.
Однажды глубоко за полночь зазвонил телефон — Володя: “Сейчас с тобой одна дамочка будет говорить”. Слышу в трубке голос Пугачевой: “Мишенька, я тут плакаты совершенно потрясающие увидела, а мне все время такую-то х… ню делают — не могли бы вы за меня взяться?” В то время эстрадный плакат стоил до 80 рублей — она предложила 300. Но я был категоричен: “Я только для Володи делаю”. Алла возмутилась: “Что за ерунда, вы же профессионал, подумайте”. Я стоял на своем. Тут трубку взял Володя: “Ну чё, согласился?” — “Нет!” — “.. молодец!”.
В другой раз Высоцкий расстроился, что у “нее” — шестой золотой диск, а у “него” — ни одного, при том, что все его слушают. В итоге я договорился с одним секретным заводом, который делал продукцию для космоса, что те изготовят диск из бериллиевой бронзы. Дома я сделал по краю пластинки надпилы в форме зубных надкусов, поместил в раму с бронзовыми уголочками, заказал у ювелира табличку… Потом подъехал к театру и вручил “от имени благодарного народа”. Володя очень радовался, как ребенок»65
.***
Если вернуться к анкете 1970 года, то можно заметить, что большинство ответов Высоцкого на вопросы, в которых требовалось называть конкретные фамилии, были даны им как актером Театра на Таганке (в меру оппозиционного, но по большому счету достаточно лояльного), а не как поэтом и гражданином (в самом верху анкеты написано от руки: «ВЛАДИМИР СЕМЕНОВИЧ ВЫСОЦКИЙ — актер»66). Соответственно, такие ответы выглядят либо банальными, либо конформистскими.
Анкета заполнялась Высоцким в промежутках между двумя спектаклями, в которых он был занят, — «Павшие и живые» и «Антимиры».