Однако в балладе герой видит, что для него «нет больше места в строю», то есть «братья-корабли» не пускают его обратно, а в «Чужом доме» понимает, что для тех, кто живет в этом доме, он — «гость непрошеный», и задается вопросом: «Почему во тьме, как для всех чужой?» (АР-8-25). Поэтому совпадает даже пожелание смерти «злобным ветрам» и обитателям «чужого дома»:
Некоторые мотивы из «Баллады о брошенном корабле» и «Погони» получат развитие в наброске «Ох, да помогите, помогите, помогите / все долги мне заплатить…» (1976): «Мои пасынки кучей / Бросали меня» = «Все мои товарищи пропали, разбежались»[749]
[750] /5; 625/; «ОтА в 1977 году Высоцкий напишет «Побег на рывок», который содержит целый ряд параллелей с «Балладой о брошенном корабле»: «Задыхаюсь, гнию» = «Я, задыхаясь, думал: “Добегу ли?”» (АР-4-14) (заметим, что еще в «Песне про конькобежца на короткие дистанции» герой сетовал: «Подвела меня — ведь я предупреждал! — / дыхалка!»); «Меня ветры добьют» = «Лихо бьет трехлинейка»; «Я уверовал в это, как
И еще одна песня 1977 года, которую следует сопоставить с балладой, — это «Райские яблоки»: «А бока мои грязны — таи не таи» = «В грязь ударю лицом»; «Задыхаюсь, гнию…» = «Я подох на задах…»; «Мои мачты — как дряблые руки, / Паруса — словно руки старухи»529 = «…на руках на старушечьих дряблых»; «Гвозди в душу мою / Забивают ветра» = «И Распятый над кругом висел»; «Меня ветры добьют!» = «И убит я без промаха в лоб».
***
Теперь обратимся к группе из четырех песен, объединенных сходными сюжетными линиями. Рассмотрим их попарно и сопоставим между собой.
Первая пара — это «Случай» и «Прошла пора вступлений и прелюдий…» (обе — 1971), где лирический герой поет для «большого человека»: в первой (действие происходит в ресторане) — для директора ателье, а во второй — для «ответственного товарища». И в обеих песнях отчетливо прослеживается авторская самоирония.
Если в «Случае» герою дали выпить перед тем, как он начал петь: «Я ахнул залпом и разбил бокал. / Мгновенно мне гитару дали в руки», — то в песне «Прошла пора…» — обратная ситуация: «Я не хлебнул для храбрости винца / И, подавляя частую икоту, / С порога — от начала до конца — / Я проорал ту самую “Охоту”». Здесь он не выпил и поэтому не справился с волнением, и только после того, как он спел, «большой человек», «об стакан бутылкою звеня <….> выпалил: “Да это ж — про меня! / Про нас про всех — какие, к черту, волки!”», — как уже было в «Случае»: «И, обнимая женщину в колье / И сделав вид, что хочет в песни вжиться, / Задумался директор ателье / О том, что завтра скажет сослуживцам» (совпадает даже стихотворный размер).
Почувствовав опасность этих песен, он понял, что ему придется давать объяснения коллегам по работе. Это же понимает и «ответственный товарищ», поэтому:
Директор же ателье, чтобы заманить героя к своему столику, а затем и зазвать его домой, выдал себя за «ученого по ракетам», но герой сразу же разгадал обман. А «позже на дому» директор успел «включить магнитофон в портфеле» и предложил «дружить домами»: «…Я ему / Сказал: “Давай! Мой дом — твой дом моделей”», после чего «нарочно разорвал струну / И, утаив, что есть запас в кармане, / Сказал: “Привет! Зайти не премину / В другой раз, — если будет марсианин”».
В обеих песнях поэт понимает, что потерпел моральное поражение от «больших людей»: у него не хватило мужества отказаться от приглашения развлекать их своими песнями. Однако концовка «Случая» подается уже с откровенной горечью: «Я шел домой под утро, как старик <…> Ну что ж, мне поделом и по делам <…> Не надо подходить к чужим столам / И отзываться, если окликают».