Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

Герой же преодолевает препятствия на своем пути и уничтожает вражеские атрибуты: «Я голой грудью рву натянутый канат» = «И лохмотия свастик болтались на этом штыке». Однако, несмотря на все усилия, он остается на том же месте, где начал свой путь: «Мой финиш — горизонт — по-прежнему далек» = «Я за сутки пути не продвинулся ни на микрон».

Впервые же образ автомобильной езды встретился в черновом варианте первой строки стихотворения «Машины идут, вот еще пронеслась…» (1966): «Машина, как зверь, по шоссе пронеслась…» /1; 530/. Сравним также со стихотворением «Мы без этих машин — словно птицы без крыл…» (1973): «Мы не шагаем по росе / Все наши оси, тонны все / В дугу сгибают мокрое шоссе».

А образ дороги впервые появился в песне «Дорога, дорога — счета нет столбам…» (1961): «Шагаю, шагаю — кто мне запретит!». Однако в тех произведениях, где упоминается автомобиль, дорога неизменно превращается в шоссе.

Что же касается мотива смены образа жизни («шага» — на автомобильный «бег»), то он нашел развитие в только что рассмотренном «Горизонте» и в «Песне автомобилиста», которая будет рассмотрена чуть позже, а пока вернемся еще раз к «Песне автозавистника» (1971).

Мы уже затрагивали ее в главе «Высоцкий и Ленин» применительно к маске пролетария. Здесь же пойдет разговор о маске автомобилиста, которая в начале 1970х годов встречалась наиболее часто: в 1971 году появляется «Горизонт», в 1972-м — «Дорожная история» и «Чужая колея», а также стихотворения «Рты подъездов, уши арок и глаза оконных рам…» и «Километры»: «Мы удобные попутчики, таксисты-шофера», «По воде, на колесах, в седле, меж горбов и в вагоне». И еще через год — стихотворение «Мы без этих машин — словно птицы без крыл». Да и в целом, по воспоминаниям Василия Аксенова: «В кожаной курточке до пояса и кепке набок (его любимая одежда) он походил на тертый калач, на столичного таксиста, да в общем-то и вся его жизнь порой смахивала на какой-то таксистский городской миф»[803].

Интересная перекличка наблюдается между «Песней автозавистника» и написанным через год стихотворением «Не гуди без меры, без причины…»: «Всё: еду, еду регистрировать в ГАИ» = «Побежать и запатентовать бы, / Но бежать нельзя: лежать до свадьбы / У Склифосовского».

В первом случае лирический герой говорит про автомобиль, а во втором — про мотоцикл и мотороллер («Ну а на моем на мотоцикле…», «Крошка-мотороллер так прекрасен!»). Причем «Склифосовский» во втором стихотворении представляет собой автобиографическую деталь, поскольку в июле 1969-го Высоцкий пережил клиническую смерть и его едва удалось спасти, поместив в Институт Склифосовского.

Обращает на себя внимание идентичность ситуации в «Не гуди без меры, без причины…» и «Балладе о гипсе» (также — 1972): в обоих случаях герой оказывается в больнице с тяжелыми травмами, полученными в результате столкновения с МАЗом и «Пылесосом»[804]^[805][806][807][808] (в первом случае) и «самосвалом в тридцать тысяч кило» (во втором): «Но бежать нельзя — лежать до свадьбы / У Склифосовского» = «Вот лежу я на спине, / загипсованный, / Каждый член у мене — / расфасованный» (к 1972 году Высоцкий дважды разбивал свои автомобили588). Правда, в стихотворении он ехал на мотоцикле, а в песне представал в образе обычного пешехода, но по сути ситуация здесь одна и та же. Кроме того, столкновение с самосвалом уже имело место в песне «У тебя глаза, как нож» (1961): «Налетел на самосвал — к Склифосовскому попал», — и встретится в одном из поздних стихотворений, обращенном к Марине Влади: «Бил самосвал машину нашу в лоб» («Я верю в нашу общую звезду…», 1979).

Неслучайна и параллель «Песни автозавистника» с «Марафоном», который также датируется 1971 годом: «А еще вчера все вокруг / Мне говорили: “Сэм — друг, / Сэм — наш, гвинейский друг”». Когда же этот «друг-гвинеец» обогнал героя на несколько кругов, он констатирует: «Тоже мне — хорош друг, — / Обошел на третий круг. / Нужен мне такой друг! / Как его? Забыл… Сэм Брук. / Сэм — наш гвинейский Брут». То есть сначала он готов был считать этого гвинейца своим другом, но когда увидел, что тот вытворяет, отказался от дружбы с ним и назвал Брутом, то есть предателем.