Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

В песне «За меня невеста отрыдает честно» лирический герой вновь лишен свободы: «Мне нельзя на волю — не имею права, / Можно лишь — от двери до стены. / Мне нельзя налево, мне нельзя направо, / Можно только неба кусок, можно только сны»[312]^[313]. Как и в «Серебряных струнах», здесь появляется мотив запретов, установленных властью, которая вновь порвала струны у гитары лирического героя, лишив его возможности петь (а эта возможность для него была дороже жизни: «Вы втопчите меня в грязь, бросьте меня в воду, / Только не порвите серебряные струны!»): «Не дают мне больше интересных книжек, / И моя гитара — без струны, / И нельзя мне выше, и нельзя мне ниже, / И нельзя мне солнца, и нельзя луны»87.

Однако налицо и существенное различие: если в ранней песне герой не видит для себя выхода, так как знает, какая его ожидает судьба, то в более поздней у него все-таки сохраняется надежда на освобождение из неволи, которая, правда, так и останется надеждой: «Сны про то, как выйду, как замок мой снимут, / Как мою гитару отдадут. / Кто меня там встретит, как меня обнимут / И какие песни мне споют…»[314]^[315][316].

Находясь в неволе (тюрьме, лагере или больнице), лирический герой часто ждет письма от своих друзей: «Ребята, напишите мне письмо, / Как там дела в свободном вашем мире»8⁹ («Мой первый срок я выдержать не смог…», 1964), «Напишите мне письма, ребята. / Осчастливьте меня хоть чуть-чуть, / А не то я умру без зарплаты, / Не успев вашей ласки хлебнуть» («У меня долги перед друзьями…», 1969), «Есть дают одно дерьмо — для диеты… / Напишите ж мне письмо не про это» («Отпишите мне в Сибирь — я в Сибири», 1971).

Теперь рассмотрим произведение, в котором к разряду формально-ролевой лирики относятся лишь две строфы. Речь идет о песне «У меня было сорок фамилий…» (196290): «У меня было сорок фамилий, / У меня было семь паспортов, / Меня семьдесят женщин любили, / У меня было двести врагов, / Но я не жалею».

Перед нами — явно одна из масок лирического героя. «Сорок фамилий» и «семь паспортов», с одной стороны, свидетельствуют о многоликости самого поэта, а с другой — говорят о его жизненной неустроенности и о том, что из-за постоянных преследований со стороны власти (в другой ранней песне об этом сказано: «Мою фамилью-имя-отчество / Прекрасно знали в КГБ») он вынужден был многократно менять свою фамилию и паспорта. А все его стремления достичь своих целей натыкались на запреты и лишение свободы: «Сколько я ни старался, / Сколько я ни стремился, — / Я всегда попадался / И все время садился». Кстати, данная строфа напоминает целый ряд цитат из произведений разных лет: «Сколько лет воровал, / Сколько лет старался! / Мне б скопить капитал, / Ну а я спивался» /1; 241/ (здесь лирический герой также выступает в маске вора; кроме того, в песне «У меня было сорок фамилий…» встречается и мотив питья с напарником: «Кто-нибудь находился, / И я с ним напивался», — который будет реализован в песнях «Я был слесарь шестого разряда» и «Про попутчика»: «Завелся грош и — хошь — не хошь! — / Идешь и с товарищем пьешь» /I; 409/, «Чемодан мой от водки ломится. / Предложил я, как полагается: / “Может, выпить нам, познакомиться? / Поглядим, кто быстрей сломается!”» /1; 151/), «Сколько лет ходу нет! В чем секрет? / Может, я невезучий? Не знаю. / Как бродяга гуляю по маю, / И прохода мне нет от примет» /1; 243/, «Сколько лет счастья нет, / Впереди — всё красный свет! / Недопетый куплет, / Недодаренный букет… / Бред!» /2; 148/.

Но вернемся к песне «У меня было сорок фамилий…».

Только что мы рассмотрели те отрывки текста, в которых лирический герой прикрывается маской. Весь же остальной текст принадлежит «чистому» лирическому герою: «И хоть путь мой и длинен, и долог, / И хоть я заслужил похвалу, — / Обо мне не напишут некролог / На последней странице в углу, / Но я не жалею».

Как отмечает австрийский — .исследователь X. Пфандль, «в этой строфе содержится невольный биографический факт: 25 июля 1980 года одна-единственная газета

- “Вечерняя Москва” — поместила десятистрочное сообщение о кончине В. Высоцкого, и именно на последней полосе, в правом углу <…> по мнению Юрия Левина[317], подобные наблюдения со стороны слушателя (читателя) свидетельствуют о “сверхпонимании”, когда текст предшествует самому событию»9[318].

Подобное же «сверхпонимание» встретится в черновиках «Песни Сенежина» (1968): «Будет так: некролог даст “Вечерка”, / Объяснит смертельный мой исход…» /2; 391/. Да и в той же песне «У меня было сорок фамилий…» наблюдается еще один случай «сверхпонимания» (выраженного в форме отрицания): «И хотя во все светлое верил, / Например, в наш советский народ, — / Не поставят мне памятник в сквере, / Где-нибудь у Петровских ворот, / Но я не жалею».

Как известно, через 15 лет после смерти поэта — 25 июля 1995 года — у Петровских ворот ему был поставлен памятник.