Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

В стихотворении «Я был завсегдатаем…» лирический герой надевает на себя маску пролетария, в связи с чем рассмотрим строку: «Типичный люмпен — если по науке».

Термин «люмпен» был введен в оборот Карлом Марксом, отсюда — и выражение «по науке», то есть по марксистскому учению: «Люмпен-пролетариат, этот пассивный продукт гниения самых низших слоев старого общества, местами вовлекается пролетарской революцией в движение, но в силу всего своего жизненного положения он гораздо более склонен продавать себя для реакционных козней»[457].

А дальше в стихотворении прямо говорится о большевиках: «Недавно опочили старики — / Большевики с 12-го года. / Уж так подтасовалася колода: / Они — во гроб, я — в черны пиджаки, / Как выходец из нашего народа». И в самом конце лирический герой противопоставляет себя коммунистической идеологии, пропагандировавшей единство советского народа: «Я из народа вышел поутру / И не вернусь, хоть мне и предлагали» (так что выражение «выходец из нашего народа» употреблено здесь в буквальном смысле).

Кроме того, Высоцкий пародирует стихотворение «На литературной декаде» ныне забытого поэта Игоря Кобзева: «Дело такого тут рода, / Не утаить одного: / Вышли мы все из народа… / Как нам вернуться в него?»[458]^[459][460], - и утверждает прямо противоположное: «И не вернусь, хоть мне и предлагали» (как позднее сделает Игорь Иртеньев в стихотворении «Народ. Вход-выход», 1999: «И понял я, что мне природа / Его по-прежнему чужда, / И вновь я вышел из народа, / Чтоб не вернуться никогда»). Впервые же этот мотив встретился в «Песенке ни про что, или Что случилось в Африке», где жираф говорит: «Если вся моя родня / Будет ей не рада, / Не пеняйте на меня — / Я уйду из стада\». Как справедливо замечает Ольга Лолэр: «У Высоцкого Жираф, влюбившийся в Антилопу, — это завуалированный рассказ о нем и Марине Влади, особенно если принять во внимание, что песня была написана в 1968 году, в разгар их романа. В привычной для Высоцкого форме басни он описывает злоключения пары и проблемы “международного” брака. Он также впервые намекает на то, что если преград окажется слишком много, то может встать вопрос об эмиграцию^³⁰.

А за год до стихотворения «Я был завсегдатаем всех пивных…» лирический герой уже констатировал: «В дом заходишь, как / Все равно в кабак, / А народишко — / Каждый третий — враг» («Чужой дом»), «“Должно быть, он примет не знал”, - / Народец праздный суесловит» («Памяти Шукшина»). Впрочем, подобное отношение к советскому народу было заявлено еще в начале 60-х: «За хлеб и воду, и за свободу — / Спасибо нашему совейскому народу! / За ночи в тюрьмах, допросы в МУРе — / Спасибо нашей городской прокуратуре!» («За хлеб и воду»), «На их стороне хоть и нету законов, / Поддержка всех наших двухсот миллионов» («Антисемиты»23>; сравним заодно последнюю цитату с письмом Высоцкого к Людмиле Абрамовой от 09.08.1967: «На море бываю редко. Там в воде — всего 200 миллионов советских людей плещутся и писают в воде, а вода похожа на рассольник с укропом» /6; 377 — 378/). Также и в двух стихотворениях 1966 года высказывается критическое отношение к советскому народу: «А урод-то сидит на уроде / И уродом другим погоняет, / И это всё — при народе, / Который приветствует вроде / И вроде бы всё одобряет» (С4Т-2-47), «Подымайте руки, в урны суйте / Бюллетени, даже не читав! / Голосуйте, суки, голосуйте! / Только, чур, меня не приплюсуйте, — / Я не разделяю ваш устав!» (АР-3-100).

Решимость лирического героя «не возвращаться» из народа («И не вернусь, хоть мне и предлагали», «Я уйду из стада!») напоминает также «Мистерию хиппи» (1973), где аналогичную позицию занимает лирическое мы, выступающее в маске хиппи.[461]^[462] И речь здесь шла о «невозвращении» не только в народ, но и в само государство: «Мы рвем — и не найти концов, / Не выдаст черт, не съест свинья. / Мы — сыновья своих отцов, / Но блудные мы сыновья. / Приспичило и припекло'… / Мы не вернемся, видит бог, / Ни государству под крыло, / Ни под покров, ни на порог».

Герои, по сути, вынуждены порвать отношения с государством, поскольку больше могут терпеть его беззакония. Сравним данную ситуацию с наброском 1969 года: «Говорят, лезу прямо под нож. / Подопрет — и пойдешь!» /2; 588/, - а также с «Песней о погибшем друге» (1975): «Мы не вернемся, видит бог, / Ни государству под крыло..» = «Я ни в тыл не просился, ни судьбе под подол».