Мало у кого есть сомнения в том, что Фанхио угодил в черную полосу неудач в период своего пребывания в составе Ferrari. Он, по-видимому избалованный профессиональной рабочей атмосферой в Mercedes-Benz и довольно расслабленной обстановкой в Maserati, с отторжением воспринимал все те интриги, что окутывали Ferrari. Он был слишком старым и мудрым, чтобы пасть жертвой экзерсисов Феррари на поприще психологических войн. Более того, он пришел к выводу — и вероятно, небеспочвенному — о том, что команда снабжает его второсортными машинами и что в фаворе у босса конюшни молодые львы вроде Коллинза и Кастеллотти. Когда Фанхио откатился на четвертое место по ходу Гран-при Франции из-за разрыва топливопровода в машине, его поклонники и он сам стали двусмысленно намекать на саботаж — несмотря на тот факт, что механические проблемы были обычным делом в команде на всем протяжении сезона и затрагивали так или иначе всех пилотов Ferrari без разбора. Позже Феррари вспоминал, что версия событий 1956 года в изложении Фанхио была «своего рода триллером, мешаниной из предательств, саботажа, обмана и разного рода махинаций, совершенных с целью похоронить его шансы на титул и его самого». Феррари вполне доходчиво объяснял, что с его точки зрения было бы совершенным безумием нанимать лучшего гоночного пилота в мире, а потом активно препятствовать ему на пути к победам. Феррари был слишком большим прагматиком, чтобы пойти на такое. Он хотел, чтобы его вложение в Фанхио обернулось выигранным чемпионским титулом. Конфликт двух мужчин был больше личного характера. С одной стороны, Фанхио рассчитывал увидеть в команде тот же энергичный, безэмоциональный профессионализм, отличавший работу Mercedes-Benz. Феррари, в свою очередь, ожидал от своих пилотов истерической, безумной преданности, которую Фанхио попросту не мог ему дать. Достаточно сказать, что аргентинец покинул Scuderia сразу же по окончании последней гонки 1956 года и перебрался на другой конец города, в стан Maserati. До конца жизни Феррари Фанхио держался от него на почтительном расстоянии, несмотря на все последующие театральные проявления взаимной любви на публике и заверения о том, что все старые обиды давно прощены.
Напряжение, омрачавшее отношения Феррари с Фанхио, было ничтожным в сравнении с той драмой, что разворачивалась в маленькой квартире над помещением Scuderia. Когда гонка в Ле-Мане неуклонно приближалась к своему окончанию (единственной финишировавшей из шести стартовавших в гонке Ferrari оказалась «Tipo 625 LM» Жандебьена-Трентиньяна, занявшая в итоге третье место), Дино уже был при смерти. Всю последнюю неделю июня механики в мастерских Scuderia наблюдали нового Феррари: его лицо было искажено горем; спускаясь по ступенькам из своей квартиры, он рыдал, не скрывая слез. Конец настал 30 июня 1956 года, когда почки приятного и добродушного молодого человека Дино Феррари отказали, и он ушел из мира живых. Его отец и мать были убиты горем. Тавони был рядом с Феррари в полдень следующего дня, когда Эральдо Скулати, менеджер команды, позвонил из Реймса, чтобы сообщить о том, что Коллинз выиграл Гран-при Франции. Тавони попытался передать телефонную трубку Феррари, который в слезах оттолкнул ее от себя, сказав, что его интерес к автогонкам угас навсегда.
Похоронный кортеж, включивший в себя, наверное, тысячу скорбящих, выстроился у стен старого здания Scuderia на Виале Тренто и Триесте и змеей пополз к кладбищу в Сан Катальдо. Феррари, высокий и осанистый, горделиво шел в авангарде процессии вместе с глубоко потрясенной и облаченной во все черное Лаурой. Посреди марширующих двигался и крошечный седан «Fiat», везший к погосту мать Энцо Адальгизу, которой теперь было далеко за восемьдесят — она была уже не в состоянии пешком преодолевать такой длинный путь в условиях удушающей влажности.
За этим последовали горестная панихида и посмертное прославление Дино, походившее на возведение мирянина в ранг святого. На кладбище Сан-Катальдо была сооружена массивная мраморная гробница в романском стиле — ее строительство частично финансировалось из городских фондов Модены, — которая должна была служить фамильным склепом семьи. Там упокоились останки Дино и его деда, другие места были зарезервированы для Энцо, его матери и Лауры.
Болезнь, сведшая Дино в могилу, оказала огромное влияние на Феррари, и хотя точная природа недуга Дино Феррари остается загадкой, разные биографы утверждали, что молодой человек страдал то ли от лейкемии, то ли от разнообразных склерозов, а то и от нефрита и мышечной дистрофии. Последняя упоминается чаще всего, да и сам Феррари говорил о «дистрофии», мучившей его сына и жену. Также он говорил, что его сына убил «вирус нефрита», хотя в медицинских анналах такого заболевания не значится.