Тем временем встречи продолжались. Юристы из Италии, Америки и Швейцарии (где Феррари зарегистрировал целый комплекс холдинговых компаний и имел не один банковский счет) собирали кипы бумаг на подпись директорам. Фрей, который теперь работает профессором на одном из факультетов Северо-Западного университета, вспоминал, что Феррари по многу часов рисовал будущий логотип Ford-Ferrari, пытаясь удачно интегрировать их в единый официальный торговый знак. Он был без возражений готов продать свой актив легковых автомобилей. Цена уже была оговорена, оставалось лишь уладить рутинные юридические детали. Но гоночное предприятие было совсем другим делом. Судьбу гоночного департамента компании стороны обсуждали в неформальной обстановке в ресторане «Tucano» — на первом этаже дома Феррари через дорогу от отеля «Real-Fini» — но никаких договоренностей достигнуть не удалось.
К ТРЕТЬЕЙ НЕДЕЛЕ МАЯ ВЕРОЯТНАЯ ПРОДАЖА FERRARI КОМПАНИИ FORD СТАЛА ОБЩЕНАЦИОНАЛЬНЫМ ВОПРОСОМ. ПРЕССА РЕВЕЛА О ВОЗМОЖНОЙ ПОТЕРЕ ВАЖНЕЙШЕГО СОКРОВИЩА, КАКИМ-ТО ОБРАЗОМ СОПОСТАВИМОГО ПО ЗНАЧИМОСТИ С СИКСТИНСКОЙ КАПЕЛЛОЙ, А ПРЕДСТАВИТЕЛИ FIAT, LANCIA И ALFA ROMEO С ЛЮБОПЫТСТВОМ КРУТИЛИСЬ ГДЕ-ТО РЯДОМ.
Пошел слух о том, что соглашение между компаниями требовало от Феррари отчитываться перед Дирборном за любые расходы свыше 10 тысяч долларов (Фрей утверждал, что это полная чепуха). У публики быстро родился образ американского Голиафа, втаптывающего доблестного Давида из Маранелло в пучину забвения. Но вся полемика велась исключительно за пределами заводских ворот. Внутри предприятия все было относительно спокойно, просто потому, что ни один из реально значимых вопросов, касавшихся судьбы гоночной команды, на переговорах не поднимался. А именно они составляли основу приоритетов Феррари, и это было очевидно.
Субботним утром, когда Фрей прибыл в Маранелло, стояла ясная солнечная погода. Его уже давно утомили местные гостиницы и тоскливое, тяжкое однообразие моденской диеты, и потому он завел привычку каждый день наведываться в город из Милана, где остановился в роскошном отеле Principe de Savoia. Как и всегда, встречи проходили в странноватом офисе Феррари с его жутковатым алтарем с фотографией Дино, смутно вырисовывавшимся за спиной Фрея. В этот день в разговоре один на один должна была решиться судьба Scuderia и ее автогоночной программы. Никто из юристов или советников не присутствовал, только два человека должны были решить судьбу сделки.
Феррари начал разговор с вопроса, касавшегося всей философии нового управления компанией. «Dottore Ingegnere, — так Феррари нравилось обращаться к Фрею, — если я захочу заявить машины на 500 миль Индианаполиса, а вы не захотите, чтобы я заявлял машины на Индианаполис, то как поступим, поедем или нет?»
«Не поедете», — без промедления ответил Фрей.
Феррари напрягся в своем кресле и какое-то мгновение хранил молчание. Потом поднялся и холодно посмотрел на Фрея. «Было приятно с вами познакомиться», — сказал он, и Фрей тут же понял, что переговоры окончены. Ни при каких обстоятельствах Феррари не передаст контроль над своим гоночным предприятием Ford Motor Company. Они могли творить все что угодно с его дорожными машинами, но он должен сохранить полный контроль над гоночным департаментом компании — иначе сделки не будет. Аналогично и Ford не готов был мириться с тем, чтобы независимый оператор работал в структурных рамках его организации. Таким образом, между сторонами возникли непреодолимые разногласия. Мужчины спешно попрощались, и на следующий день Фрей возвратился в Дирборн с пустыми руками — если только не считать подписанную лично Феррари его неофициальную автобиографию «Мои ужасные радости» — и парой лишних сантиметров в талии, обретенных от частого поедания тортеллини. Когда он отчитался об итогах переговоров Генри Форду II — человеку, обладавшему такой же железной волей, как и Феррари, но куда более могущественному, — глава одной из крупнейших автомобильных империй мира ответил: «Ну ладно, тогда мы надерем ему зад». В тот момент началась реализация одной из самых дорогостоящих и сложных программ в истории автоспорта. Целью Ford была победа в Ле-Мане и других крупных соревнованиях на выносливость, а бонусом к этому должен был стать разгром человека из Маранелло, не принявшего деньги компании.