Эныч

— Закусывайте, ребята, закусывайте как следует. В здоровом теле — здоровый нюх!.. А спиртянский я выменял на химкомбинате. Мне его тамошний пожарный-грек вынес, Харитон Гавриилыч. Душа-человек. Бывший, кстати, доцент-экономик. Благодаря ему мы с вами и пьем… Химкомбинат — секретный. Три ряда колючей проволоки под напряжением, вышки и сирены кругом всякие понатыканы, телекамеры стоят. И все прочее. Говорят, он на сорок этажей под землю уходит. Какую-то там бактерию выводят. У них и метро свое есть, аж до Москвы тянется. Поэтому мы в трамваях и ездим… Плесни и мне, пожалуй, Коля.

Константиныч маленькими руками чешет мясистый грушевидный нос.

— А у нас одни неприятности с Энычем, — говорит, наливая, Коля. — Со вчерашнего дня полоса пошла. Нет, у меня даже пораньше… Да что теперь говорить, надо было сразу к тебе идти. Скажи, Эныч?

— Мимо не налей, — говорит Эныч.

…В ста шагах от бетонной ограды, окружающей консервный завод, стоит на пригорке под развесистым кленом темно-серая «Волга». Между заводом и машиной — пустырь. В салоне автомобиля четверо.

— Ведите антенну вдоль второго этажа административного корпуса, — командует майор Степанчук. С заднего сиденья раздается негромкое жужжание. Чуть потрескивает динамик. Затем слышны голоса:

— Я уже и СПИД три раза перенесла… Ничего не могу поделать. Только зимой… Три года без отпуска… Не мешайте работать.

— Не то, — говорит Степанчук. — Дальше.

— И дубленку сразу и югославские туфли. Я померила — туфли малы, дубленка велика… Ой, девочки, сказка! Внутри начинка такая вкусная!.. Кобыла здоровая. А Всеволод Дмитриевич, зам главного инженера…

— Дальше.

— Подлецы. Тысячами воруют — им ничего. А лимитчице за банку консервов матку с корнем вырывают… Куда только органы смотрят?

— Это окно на заметку. Дальше.

— Две мало. Две пятьсот… Две пятьсот не могу. Много… Отчего же много? (Хлопает дверь.) Вы по какому вопросу?

— Не то. Подождите минутку, — Степанчук оборачивается. — Евсюков, вы не напутали с планом завода?

— Нет, товарищ майор.

— А не могли пожарных переселить на другой этаж?

— Я уточнял.

— Продолжайте поиск, лейтенант Сычев. Жужжание усиливается. Оживает динамик.

— Отложите десять бараньих туш. Что? Что? Консервы? Радиоактивные? Сухим пайком в пионерский лагерь.

— Дальше. Что вы на этом застряли!

— …с метровыми хвостами крысье в мясорубках перемалывается…

— Вот здесь остановитесь, — Степанчук настораживается.

— У нас на чугунке тоже крысы. Ну что, добьем?

— Они, — говорит Степанчук.

— Конвейеры в цехах никогда не моют. Крысы — на конвейеры, как мухи на мед. На кнопку нажмут, и тех в мясорубку тащит. Потом химию запускают. В мясорубке все перемешивается — вот и готово. Так на всех заводах.

— Это пожарный, — констатирует Степанчук.

— Да хватит тебе, Константиныч, нашел тему: крысы, да крысы. Тьфу!.. А вот спирт у тебя мировецкий, забористый. Как бы еще раздобыть?

— А это Кувякин.

— Что-нибудь да придумаем, Коля. Ты не волнуйся. Пожалуй, мы щас с вами к Толику Волчаку на Невку за эссенцией сходим. Не хуже спирта вещь. Дай только срок.

— Срок дадим, — обещает майор Степанчук. — Куда ты денешься.

— Тогда пошли. Чего резину тянуть!

— Чугун, — говорит майор. — Распоряжается. Евсюков, у вас все готово?

— Оцепление поставлено, — докладывает Евсюков. — Перекрыты все подземные коммуникации, связывающие завод с городом. Наблюдение с воздуха установлено. Машины на местах. На территории завода группа старшего лейтенанта Бурцева. Связь с ними осуществляется через спутниковую систему-невидимку «Союз-Агамемнон».

Динамик какое-то время безмолвствует. Потом что-то гремит, падает, разбивается. Слышна ругань. Шаги. Скрипит дверь. Шаги стихают.

— Отключайте прибор, лейтенант Сычев. Евсюков, давайте команду.

— Восьмой, семнадцатый, тридцать пятый! — говорит Евсюков в микрофон. — Готовность номер один!

Степанчук сжимает челюсти, постукивает пальцами по сиденью.

По территории завода передвигается пожарный Константиныч. Голову его украшает синяя фуражка с золотистой кокардой. Тело покачивается из стороны в сторону. На вытянутых руках он несет огнетушитель. За Константинычем, выписывая ногами замысловатые кренделя, следует на небольшом расстоянии Коля Кувякин. Лицо его расплыто в довольной улыбке. Трудно подымая стопы, замыкает шествие Эныч. Процессия движется вдоль свежевырытой траншеи. Проходя мимо сидящих на краю рва солдат-осетинов, Коля отдает им честь.

— Здравствуйте, товарищи грузины! Поздравляем вас с успешно вырытой ямой!

Осетины молчат.

— Почему не слышу криков «ура»? И одеты не по форме!

— Уходи, пока не убили, — цедит сквозь зубы свирепого вида сержант с густыми сросшимися бровями.

Коля ускоряет движение. Поднимается вслед за Константинычем на эстакаду. Шумно сопя, туда же взбирается Эныч.

— Никак на пожар собрались?! — слышен девичий голос с проезжающего мимо электрокара. — А что же огнетушитель только один? Остальные пропили, что ли?!

— Нет, не пропили, мы банку просто разбили, в чем эссенцию нести? — объясняет Коля свернувшему за угол электрокару. — Я, дорогуша, антифриз в огнетушителях с базы выносил…