Эныч

— Вы когда-нибудь перестанете ковырять в ухе?

— Это у меня нервное, Эдуард Иванович. С армии. Подарок Гречко.

Бьют куранты. Первый секретарь обкома Борисов — высокий, ладно скроенный мужчина — открывает массивную дверь, ступает на красную ковровую дорожку. Чуть выставив кожаную папку, спрашивает с нотками уважения в бархатном голосе:

— Можно, Михаил Андреевич?

Сухощавый старик, сидящий за небольшим столом, поднимает глаза. Кашляет, тряся седой челкой.

— Проходите, — говорит он, прокашлявшись. — Садитесь на стул.

Борисов подходит ближе к столу. Садится, кладет папку на колени. Поправляет депутатский значок на лацкане пиджака. Старик опять принимается кашлять. Его восковое лицо покрывает испарина. Старик достает платок. Борисов вежливо отводит глаза. Глядит в окно на золоченые купола.

— У нас мало времени, — предупреждает хозяин кабинета. — Я имею в виду, что вам следует поторопиться. Говорите.

Борисов учтиво кивает, открывает рот. Гремит телефон. Старик сурово смотрит на Борисова. Берет трубку.

— Сурков вас слушает. Куда вы звоните? Мой номер два. Говорите.

Борисов теребит лежащую на коленях папку, разглядывает нависающий над Сурковым портрет. Ждет окончания телефонного разговора.

— Кто вам сказал, что с этим вопросом надо обращаться ко мне? Звоните по номеру три. Именно так. Но сначала вы мне ответите на заданный мной вопрос. О чем я вас спрашивал? — Сурков кладет трубку, идет к расположенному в углу комнаты холодильнику, возится с дверцей. — Кто мне ответит, почему не работает ключ?

Повозившись с минуту, Сурков возвращается за стол. Похрустывая костлявыми пальцами, напоминает Борисову:

— Покороче. Времени практически не осталось. Я помню, откуда вы, кто вы. Рассказывайте. Что у вас там творится? Почему вы в Москве?

Борисов открывает папку. Начинает:

— В нашем городе беспорядки, Михаил Андреевич. Вот уже третий день. А комитет с нами в прятки играет.

— Не время сейчас в пятнашки играть, — Сурков кашляет.

— Извините, в прятки, Михаил Андреевич, — Борисов незаметно стирает слюну со щеки.

— Тем более, — Сурков вытирает испарину. — Ведь наша задача состоит прежде всего в том, чтобы добиваться более глубокого и всестороннего понимания самыми широкими массами актуальных вопросов теории и политики партии.

Сурков заходится кашлем. Корябает пальцами стол. Борисов тихонько вздыхает.

— Разногласия начались давно, Михаил Андреевич. Когда в последний раз усмиряли рабочих из числа несознательных элементов, я предлагал временно повысить заработную плату. Хотя бы на два месяца. А товарищ Плухов предпринял иные шаги, в результате которых было много жертв среди мирного населения. Благодаря усилиям наших партийных и профсоюзных организаций жизнь быстро вошла в нормальную колею, и до последнего момента никаких эксцессов не происходило. Но то, что творится в последние дни… В крайне серьезной ситуации, сложившейся в городе, товарищ Плухов явно не откровенен с руководящими партийными органами области. Единственный источник информации, позволяющий нам судить о направлении шагов, осуществляемых комитетом, — это майор Степанчук. Настоящий коммунист, глубоко сознающий свою ответственность перед партией и правительством…

— И народом, — дополняет Сурков. Утирает рот. — Да, товарищ секретарь обкома, недостаточно хорошо вы внедряете в жизнь решения наших съездов. Ведь это в вашем городе появилась та самая Лолитка — новое идеологическое оружие врага.

— Красная Шапочка, — уточняет Борисов.

— Вот-вот. Омерзительнейшее явление. Запад пытается развратить не только сердца и умы, но и… Что вы хотели?

Сурков смотрит мимо Борисова. Борисов слышит за своей спиной голос:

— Михаил Андреевич! Прилетел Жак Миттеран. Просится на прием.

— Миттеран… Миттеран, — припоминает Сурков. — Эфиоп?

— Да нет. Из французских левых.

— Пусть подождет. Скажите, приму позднее… Каждый день кто-нибудь прилетает. Всем необходимо деньги подавать. Задумайтесь, товарищ секретарь горкома. Бюджет не резиновый.

— Обкома, — осторожно поправляет Борисов.

— Обкома-обкома. Задумайтесь, товарищ секретарь!

На лбу у Борисова образуется складка. В глазах — озабоченность в связи с ограниченными возможностями бюджета. Сурко встает, отправляется к холодильнику. Снова пытается отворить дверцу. На этот раз дверца открывается.