Эныч

— Га-а-ады! — доносится снизу душераздирающий вопль. — Отравители! Ешьте эту тухлятину сами!.. Не троньте меня! Где же Советская власть?!

Борисов слегка раздвигает шторы и выглядывает в зал. Трое официантов вяжут ручниками худого, как стружка, гражданина. Опрокидывая стулья, валится стол. Извивающийся гражданин не желает стихать. На эстраде ударник ансамбля «От сердца к сердцу» творит чудеса. Посетители усиленно работают ножами, вилками и челюстями. Официанты затаскивают бунтаря за эстраду, бросают на пол и принимаются топтать ногами. Борисов задвигает штору.

— Уррраа! — кричат в соседнем кабинете.

— Что-то в последнее время у нас в городе происходят непонятные вещи, — говорит Борисов.

— Бунтует народишко, — Марк Захарович отламывает кусок индюшатины. — Зажрались.

— Верно Герцен подметил, — соглашается, поклевывая салат, Коронич. — Русский мужик, этот закомплексованный идиот, задним умом крепок. Что в него ни вали, все как в бездонную бочку.

— В городе, Василий Мартынович, готовится революция, — шутит Лупачев. — Скоро нас всех низложат. На твое место посадят слесаря из путевых мастерских, на место Коронича — грузчика из вторсырья, вместо Марка Захаровича — чистильщика обуви, а прокурора заменит живодер из Горсанинспекции. Тогда каждая домохозяйка, как говорится, сможет управлять государством.

Все, кроме прокурора, смеются.

— А кто тебе на смену придет? — трясет животом председатель Горпотребсоюза.

— Я не в счет. Меня скоро на пенсию, в ЮНЕСКО. Прокурор наливает в рюмку водку.

— Никакой революции у нас быть не может. Если же вы всерьез допускаете такую возможность, то я не понимаю вашего веселья. И почему вы так уверены, что меня подменит именно живодер из Горсанинспекции? Если подозреваете кого-либо конкретно, то намекните хотя бы. — Курносов выпивает водку и продолжает. — А о происходящем в городе мне известно. Я видел статистическую сводку. На консервном заводе погибло триста десять человек, и еще шестьсот двадцать находятся с тяжелыми травмами в различных моргах города.

— Меньше народу — больше кислороду, — говорит председатель горисполкома. — Частично отпадает проблема с жилплощадью.

— Да! Василий Мартынович! — Коронич салфеткой промокает верхнюю губу. — Как раз по этому поводу мы готовим статью с выступлением доктора сейсмологических наук, этого закомплексованного идиота Шишигина-Исраеляна, в которой объясняем случившееся небольшим естественным подземным толчком, вызвавшим разрушение подземных коммуникаций и, как следствие этого, пожар. Землетрясение было предсказано сейсмологическим институтом еще пять лет назад, благодаря чему удалось избежать человеческих жертв.

— Верно, — говорит Борисов. — Запускайте статью. Только объясните еще и то, почему завод не был заблаговременно переведен на другое место.

— А что случилось на чугунолитейном, Василий Мартынович? — ослабляя ремень, интересуется Новиков. Поглаживает живот.

— Об этом надо спросить у Плухова. Я уверен: это его штучки. Блефует. Фонды выколачивает.

— В той же сводке, предназначенной для Виктора Вильямовича, я прочитал, что один день простоя чугунолитейного завода обходится ему в три миллиона рублей убытка, — говорит прокурор.

— Ну, для Молекулы эта потеря, — замечает, придвигая к себе большое фарфоровое блюдо с заливной осетриной, Марк Захарович, — что слону дробина…

— Уррраа!! — кричат за стеной. — За ирано-иракский конфликт! За переворот в Турции! За войну в космосе!

— Что за дебилы! — возмущается Борисов. — Разве можно о таких вещах орать на весь ресторан? Опять, наверно, комендант со своими дубами куролесит.

Внезапно гаснет свет. Обрывается музыка. Внизу, в зале, становится относительно тихо. Слышны какие-то шорохи. Изредка раздаются испуганные женские возгласы. За стеной, в кабинете, какое-то время молчат, потом множество ног дружно топает по полу. Соседи Борисова и его компании свистят и сыплют угрозами:

— Свет давай, крысы цивильные! Разнесем щас к едреней фене всю вашу лавочку! Через минуту начинаем стрелять! Где мой шмайссер, Алкинсон? Шапошников — огнемет!

Галерея содрогается.

— И впрямь спалят, — голос Марка Захаровича дрожит. — От этих солдафонов все что угодно ожидать можно. Не пора ли нам по домам?

Зажигается свет.

— Га-а-ады! — орет снизу несколько голосов. Борисов раздвигает шторы и видит мечущихся по наполовину опустевшему залу официантов. — Разбежаались! Серега, кончай сосать из графина! Держи тех двоих! Они нам за всех заплатят!

— Ну вот и славно, — говорит Борисов. — Так на чем мы остановились?

— Мы говорили об обергруппенфюрере СД и СС фон Плухофе, — вновь шутит Лупачев, выпивая фужер джина. — Твоем лучшем друге.

В кабинет всовывается зеркальная лысина директора ресторана Автандила Тариэловича.

— Можно? — Автандил Тариэлович входит. — Извини, Василий Мартынович. Извините, дорогие гости. Небольшая техническая неисправность. Не очень обеспокоились?

— Уррраа!! — вопят за стеной. Поют — Этот день Победы порохом пропах!..

— Это комендант? — спрашивает Борисов.