Эныч

Погладив опустевший затылок, лейтенант успокаивает напрягшихся Евгения и Александра.

— Не объящайте внимания, — произносит он. — Все идет ноймально. Коля! Налей-ка нам еще пятьдесят гьямм на тьеих…

Ушей компании достигают распаленные голоса:

— Мяси! Мяси его, робя! Перьварязь! В рог ему! В дышло! Пыром! Пыром! Пыльцой накрой! — крики приближаются, слышны частые глухие удары. — В сукровицу меринюгу этого! По дядлу ему, по сусалам! Что, невкусно? Невкусно? Ах, каблук ртом хватать? Щас я его по бельмам! Вот! Вот! Вот! Вот!.. Мне-то дайте! Дайте хоть разок!

— Да сколько ж можно, братцы?.. Я ведь не за босых хот… Коля настораживается.

— Что-то голос знакомый, — говорит он. — Где-то я его слышал. По радио, что ли?

Меж туфлями Александра и Евгения появляется забинтованная голова, за ней толчками, в ритм пронизывающей кафе музыки, тянется провожаемое кованым сундуком-ботинком пыльное тряпичное тело.

— Архитектор! — узнает Коля уткнувшиеся ему в щиколотку усы. — Сколько лет! Сколько зим! Вставай; друг! Кто там против тебя выступает?! — Коля боевито выставляет грудь и вопросительно смотрит на Волохонского, на курсантов. — Дядя Лука, это же Архитектор, френд мой закадычный! Мы с ним здесь миллион лет на пару киряли. Хороший парень. Давай отомстим за него! Вон у нас с тобой какие ученики-воспитанники, мы щас враз всю эту шушеру умочим!

Лейтенант делает знак, курсанты поднимают бесчувственное тело и Волохонский подносит к никлым усам потерпевшего носатый пузырек, прыскает. Коля звонко чихает от густого запаха аммиака. Усы слабо шевелятся.

— Давай, Федой, давай, пьиходи в себя, не бойся, — говорит Волохонский, — ты в кьюгу добьих товаищей.

— А ты-то откуда его знаешь, дядя Лука? — ревниво спрашивает Коля. — Он что, тоже твой сотрудник?

— Пъикуси, наконец, свое помело. Выйву, — больно бьет ребром ладони по ребрам Кувякина Волохонский. — Мы с ним пьесто случайно на улице познакомились… Ну, как дела, Федой?

Открывший глаза архитектор Федор собирается что-то сказать, но внимание Луки и компании, как и всего зала, обращено теперь на эстраду. Смолкли музыка, шум, прекратились танцы. В образовавшейся тишине постепенно умирает скрип пустой скамейки.

— Мне кажется, мой благородный Шуйца, — говорит Молекула склонившемуся к его плечу помощнику, — что нам пора подумать и о наградах. Прошу тебя объявить имена трех счастливцев, избранных нашим жюри.

Присутствующие в кафе перестают дышать.

Шуйца распрямляется, дарит залу ослепительную улыбку.

— Слушайте все! — громкозвучно возвещает он. — Третий приз — одна бутылка доброго портвейна «Хирса»— присуждается группе молодых джентльменов: мистеру в жилетке, сэру в кепке и герру дипломату.

Он резко выбрасывает в толпу указующий перст. Ринувшиеся в забурливший народ кожаные молодцы из окружения Молекулы под хохот, аплодисменты и свист вытаскивают на сцену трех возбужденных успехом студентов.

— Второй приз — две бутылки — будет вручен заслуженному трио «Танцующие саксаулы».

На сцене рядом со студентами оказываются три кирпичнобородых степенных старца.

— Тихо! Кто там кашляет? — сверкает глазами правая рука Молекулы, откашливается и торжественно провозглашает — Главный приз — три бутылки портвейна и стакан — завоевал, — он выдерживает паузу, виртуоз оригинального танца, чудодей искрометного па, мастер Четыре-нога!

Шеренга лауреатов пополняется невзрачным гражданином в ветровке, ноги и руки которого обуты в затоптанные резиновые сапоги.

— Один вопрос, уважаемый, — обращается к нему Шуйца. — Публика интересуется: кто вы? откуда? истоки вашего мастерства? как собираетесь распорядиться призом?

— Лесничий я. Грушкин. Сторожка моя в овраге, у Комариной пади. Приз выпью, бутылки оставлю, стакан заберу — и домой. Зверушки мои меня там заждались. Прыг-скок! Весна!

— Музыка! — кричит Шуйца, и под праздничные звуки марша девица со спелой косой оделяет призеров. Победитель турнира рассовывает дары по сапогам, отвешивает Молекуле и его окружению низкий поклон и спрыгивает с эстрады. Студенты в спортивном азарте вскарабкиваются друг на друга, образуя живую каланчу, и верхний, размахивая бутылкой, горланит:

— Гип-гип ура, фаршмаки! Удача и тут в кармане! Н-но! Нно, Терапевт! Скачем на флэт к Сертификату смачных герлух занимать!

Топчащихся у края эстрады старцев Шуйца аккуратно, за воротник, составляет вниз:

— Тюря, — кричат двое из них третьему, уносящему в толпу бутылки. — Эй, Тюря! Далеко ходить будешь, опять ведро будешь ходить.

— Вот ведь повезло разбабаям! — завидует, покусывая губы, Коля. — Я бы тоже не хуже их чечеточку сбацал, если б захотел.

Это ты меня, товарищ дядя Лука, своими разговорами отвлек! Теперь, хочешь того, или нет, а ты должен вместе со мной в следующем концерте участвовать, а то больше и грамма не налью,! и так меньше полбутылки осталось. Интересно бы только заранее! знать, что они там задумали? Если опять ведро, тогда хорошо.! Считай, победа за нами: Саша с Женей ребята складные, они и рельсу на головах до утра продержат. А ты, Федь, как? Пойдешь с нами на дело? Смотри, это тебе не на босых с дрыном ходить.