Эолли или легкое путешествие по реке

— В Киеве первый раз, что ли?

— Первый раз.

— По делам тут?

— Да нет.

— Не нравишься ты мне, — заключила собеседница. — Тонуса в тебе никакого. А мы должны помогать таким людям. Слушай, я за тебя возьмусь. Ты в какой гостинице живешь?

— В "Океане", — сказал я.

— Знаю. Там наши друзья из регионов останавливались. На втором этаже есть хорошее кафе. Я через два часа освобожусь и приду. Сейчас три, встретимся в пять. В кафе. Идет?

— Давай.

— Чаем угостишь?

— Конечно. Ты же меня угостила.

— Ладно. Как звать-то?

— Андрей.

— А меня — Катя. Ну, до встречи!

* * *

Я продрог основательно. В номере я долго стоял под горячим душем, согревался, затем посушил волосы феном и залез под одеяло. И тотчас уснул.

Они стояли рядом, Эолли и Элеонора, одинакового роста, с одинаковыми прическами и в одинаковых сиреневых платьях. Похожи друг на дружку как две капли воды.

— Выбор за тобой, — сказал Марк, сидевший неподалеку в кресле-качалке. — Угадаешь, кто из них Эолли, она твоя. Нет — вот билет на поезд "Столичный экспресс". — Он указал на стол, где лежал голубой конверт. — Вагон купейный. В стоимость входит постель и чай. Через тринадцать часов ты прибудешь к себе в Белокаменную. И забудь дорогу назад. Итак, пред тобою две девушки… Ну, смелей, подойди ближе, можешь даже их потрогать.

Я подошел.

Эолли и Элеонора, кто из них кто? Совершенно одинаковые лица. Одинаковая полуулыбка застыла на их устах. Даже одинаково светились две пары светло-зеленых глаз. На мочках ушей висели одинаковые бриллиантовые сережки. Я переводил взгляд с одной девушки на другую. Никакой зацепки, ни одной подсказки…Они даже дышали одинаково ровно. Совершенно бессильный сделать выбор, я заплакал. Я плакал беззвучно, слезы текли по щекам, собирались на подбородке и капали на блестящий паркет. При виде слез, у девушек одинаково вскинулись вверх ресницы на глазах и одинаково полуоткрылись губы.

Силы враз покинули меня, я чуть было не рухнул на пол. Марк Романов поднялся с кресла.

— Ладно, — сказал он снисходительно. — Дам тебе еще один шанс. Пусть девушки разденутся. Может, тогда ты сумеешь их различить…

Я вытер слезы руками.

Тем временем, девушки помогли друг дружке расстегнуть молнии на спине, и платья соскользнули на пол. Они сняли лифчики и трусы. Даже скинули темно-сиреневые лакированные туфельки. И остались совсем голые. Мне было неловко, что они стоят так на виду у двух мужчин.

— Ну, — сказал Романов, — приступай.

Тела девушек были одинаково точенные. Но мне не потребовалось много времени, чтобы определить, кто есть кто. Я взял за руку ту, что стояла слева.

— Вот Эолли! — сказал я твердым голосом.

— Ты уверен? — спросил Марк, не поднимаясь с кресла.

— Да, я уверен. Это Эолли.

— Позволь спросить, а на чем основана твоя уверенность? — Марк перестал покачиваться в кресле.

— У Эолли на теле нет ни единой родинки, — ответил я.

— Да?! — удивился Марк и встал, подошел ко второй девушке. — Надо же…. И в самом деле… Родинки. Одна, вторая, третья… — Он разглядывал близко девушку, ее шею, грудь, плечо… — Вот четвертая. — Дотронулся указательным пальцем маленького пятна на плече, потер его платком, и, пятнышко исчезло. Затем он вытер платком и другие ложные, подрисованные, родимые пятна. Обернулся ко мне:

— Ты ошибся!

— Это… это несправедливо! — проговорил я. — Зачем же так? — Я перешел на крик: — Зачем?!

От собственного крика я проснулся. Сразу не понял, где нахожусь. Потом встал, пошел в ванную, умылся. Посмотрел в зеркало, глаза мои были красные.

Я достал сигарету, закурил. Подошел к окну. На улице снег зачастил, шел большими хлопьями, некоторые снежинки приставали к стеклу и тогда очень отчетливо выделялись все узоры. Красивые, правильной формы, будто вышитые шелковой нитью искусной мастерицей. Припомнилась мне бастующая девушка Катя. Часы показывали 16:55. Я затушил сигарету в пепельнице, положил в карман пачку "Явы" и пошел вниз.

* * *

В кафе было всего несколько человек посетителей. Я взял чашку кофе и сел за свободный столик у окна. Снаружи все продолжал падать снег. На полке у буфетчицы магнитофон крутил старую кассету. София Ротару пела песню "Червона рута". Затем ее сменил Муслим Магомаев с песней на итальянском языке "Вернись в Сорренто". А девушки все не было. Зазвучала музыка, увертюра из кинофильма "Берегись автомобиля".

Я достал из кармана пиджака сигареты и зажигалку, положил на стол рядом с пепельницей. А за окном снег все продолжал падать крупными хлопьями. Кто же в такую погоду отважится выйти на улицу? А манифестанты те, наверное, свернули палатки, и ушли по домам. И девица Катя ушла, намерзлась, поди, сидит в квартире, отогревается чаем, махнула рукой на обещание встретиться с человеком в кафе гостиницы. Все правильно. Что ей до странноватого типа, появившегося в этом городе неизвестно зачем, и у которого здесь ни одной родной души?