Эолова Арфа

— А может, нам тоже про любовь металлурга и учительницы? — съёрничал испанец, намекая на «Весну на Заречной улице», дебютный фильм Марлена Хуциева и Феликса Миронера, прокатившийся по стране с бешеным успехом. Звездного часа дождался Коля Рыбников, сыгравший главную роль — сталевара Савченко. Колино имя уже ласкало слух зрителей после «Тревожной молодости» Алова и Наумова и «Чужой родни» Швейцера, а теперь он и вовсе сделался чуть ли не нашим Гэри Купером. На взлете славы он стал вдруг больше нравиться Алке, и через год они поженились, хотя история этой женитьбы оказалась не так упоительна, как мечтал Коля. После «Садко» Ларионова искрометно сыграла Анну в экранизации чеховской «Анны на шее», Оливию в шекспировской «Двенадцатой ночи», мачеху в «Судьбе барабанщика». Ее носили на руках, обожали, крутили романы, в которых она охотно крутилась. И — докрутилась. В Белоруссии снималась «Полесская легенда», в главных ролях — Алла Ларионова и Иван Переверзев, они же на тот момент страстные любовники. Дружба, перешедшая в любовь, у них загорелась еще на съемках «Садко», а в Белоруссии оказалось, что она от него беременна. Иван пообещал жениться, но однажды из Минска ни с того ни с сего сорвался на несколько дней в Москву, а когда вернулся, Алла нечаянно заглянула в его паспорт и увидела там штамп. Выяснилось, что в Москву он ездил жениться на другой, тоже беременной от него. Чудовищный разрыв! Ларионова в отчаянии срочно вызвала к себе Колю:

— Ты, кажется, говорил, что готов ради меня всем пожертвовать!

Рыбников тогда снимался в «Высоте», но отпросился и рванул в Минск. Там, узнав обо всем, предложил той, которую любил всю жизнь, стать его женой, а ребенка он усыновит. Бедный Коля!

На долгожданную для него свадьбу Рыбников и Ларионова пригласили всех, кого только можно. Кроме Эола Незримова.

— Эх, Коля, Коля... А я бы с удовольствием покричал твое «горько!». Вот уж горько так горько. Ну что ж, поздравляю тебя, наконец, ты получил себе Аллу на шее! — хотел бы при встрече сказать Рыбникову Незримов.

«Разрывная пуля» в том году снова не полетела ни в Канны, ни в Венецию. На юг Франции отправились «Мать» Донского и «Отелло» Юткевича, и шекспировский ревнивец получил приз за лучшую режиссуру. Вторым призом стала Дездемона, ее играла восхитительная Ирина Скобцева, ставшая любовницей мавра, коего исполнял Сергей Бондарчук, а затем они и поженились, только в жизни никто никого не душил.

Венеция вообще взбесила Незримова: никого из наших не приняла, ни «Золотого», ни «Серебряного льва» никому не вручила, мол, не нашлось достойных. Посмотрели бы они «Пулю», сволочи!

Но он понимал, что и «Пуля» не получила бы ничего, потому что политика, всеевропейское примирение, никого нельзя обижать, особенно белых и пушистых финнов.

На студии Горького Герасимов приступил к съемкам «Тихого Дона». Мог бы, гад, взять своего верного ученика ассистентом, а взял какого-то армянина, бывшего сотрудника московского уголовного розыска, выпускника юрфака МГУ — при чем тут режиссура? Но когда, смирив гордыню, Эол решил посетить студию и посмотреть, как Аполлинариевич проводит павильонные съемки, этот Кочарян ему понравился. Разумеется, тем, что сразу сказал:

— Незримов? Видел твою «Разрывную пулю». Гениальный фильм. Жаль, что не попал ни в какую струю.

Они оказались одногодки, только Левон январский, а Эол декабрьский. С того же дня завязалась дружба:

— Приходи с женой к нам на Большой Каретный, у нас всегда много гостей, шумно, весело, как в праздник Вардавар.

— Это что за такой праздник?

— У нас в Армении летом. Все друг друга водой обливают, весело безумно. На следующий год обязательно вместе поедем, не пожалеешь.

Ну как с таким не подружиться? В доме на Большом Каретном жила возлюбленная Кочаряна, студентка «Щуки» Инна Крижевская. Огромная трехкомнатная квартира стала своеобразным салоном творческой молодежи, куда собирались актеры, режиссеры, поэты, прозаики, художники, певцы, музыканты, артисты цирка, бывало аж по тридцать человек.

Годовалого Платошу оставить не с кем, и в первый раз Эол воспользовался предложением Кочаряна один. В доме на Большом Каретном он впервые услышал слово «оттепель» в применении к тому, что происходило в стране после двадцатого съезда.

— А почему «оттепель»?

— По повести Ильи Эренбурга, — пояснил какой-то тощий и нервный стиляга в ярких и узких рубашке и брюках чуть ли не собственного пошива, с пижонским кашне на шее. — Не читали?

— Теперь прочту, — устыдился Незримов. — Хотя, мне слово «оттепель» не нравится. Когда зимой оттепель, что может быть ужаснее? Всюду хлюпает, ноги промокают, в итоге — насморк, чихаешь, кашляешь. Противно. Не надо оттепель, уж лучше весна так весна!

— Да какая там весна? Разве нам дадут весну? — злобно фыркнул пижон в кашне. — Так, побалуют маненько да и снова все заморозят. А вы кто? Музыкант? Художник?

— Я кинорежиссер.

— Ого! У кого в ассистентах?

— Нет, я уже сам снимаю. Незримов. Не слышали?

— Слышал. И фильм смотрел. «Шальная пуля».

— «Разрывная», — мгновенно рассердился Эол.