Эоловы арфы

Вдруг, не сговариваясь, они встали и пошли, но не налево, вместе с людским потоком, а направо - навстречу потоку. В толпе произошло недоуменное движение. Одни от неожиданности на несколько мгновений стали на месте; другие прижались к борту; кто-то возмущенно проговорил: "Господа! Куда вы? Надо же как все..." Кто-то засмеялся: "Да никак, пьяные!.." А они не спеша и спокойно шли, взрезая встречный поток. За их спиной шушукались, возмущались, покрикивали. А они молчали. Так они прошли почти половину палубы, до самого носа корабля. Тут Маркс опять повторил:

- Odi profanum vulgus et arceo.

Впереди показался остров Джерси.

Найти в Сент-Хельере площадь Эдварда не составило никакого труда, ибо это была единственная площадь крошечной столицы острова. А вот и дом под номером три. Ничего, вполне сойдет... Энгельс энергично постучал в дверь. Послышались неторопливые шаги, и дверь открылась. На пороге стояла толстая пожилая женщина с добрыми внимательными глазами.

- Что вам угодно, господа? - спросила она по-французски.

На Джерси очень многие, даже, пожалуй, большинство, говорили на французском. Это радовало Маркса, так как его разговорный английский язык был еще таков, что он за него порой стеснялся.

- Я купец из Манчестера, - сказал Энгельс. - Мне рекомендовали вас как хозяйку гостеприимного дома...

- Вы хотите у меня пожить? - сразу оживилась женщина. - Проходите, господа, проходите. Вас двое?

- Я приехал приблизительно на месяц, - ответил Энгельс. - А мой друг, к сожалению, пробудет здесь лишь дня три-четыре. Эти дни мы, конечно, проживем вместе и никаких дополнительных хлопот вам не причиним.

- Ах, какие там хлопоты, сударь, я очень рада. Посмотрите, что я вам могу предложить.

Она провела гостей внутрь и показала три небольшие, но очень уютные, светлые и чистые комнаты.

- Здесь, я думаю, у вас будет гостиная, - тараторила хозяйка, отворяя дверь в первую комнату. - Ведь вы приехали для того, чтобы отдохнуть, не так ли?

- Да, и немного поработать за письменным столом.

- О, лучшего уголка для этого вы не сыскали бы во всей Британской империи. Остров Джерси - это сто семнадцать квадратных километров земного рая. Какие тут поля, луга! А малины в лесу - пропасть... О пляже Кавель вы, конечно, слышали?

- Да нет, признаться, - улыбнулся Энгельс.

- Вы не знаете, что такое пляж Кавель в Лансоне? - Хозяйка уставила руки в бока, словно изготовившись к драке за честь родного острова. - Вы, очевидно, думаете, что Джерси - это только породистые коровы, молодой картофель да помидоры для Лондона, ну и, конечно, шерсть. А о замке Принс Тауэр вам известно?

- Слышали, - опять улыбнулся Энгельс.

- Ах, судари вы мои, об этом не слышать, это видеть надо! Пойдемте...

Она провела гостей во вторую комнату.

- Здесь будет ваш кабинет, - торопливо сказала она, ее сейчас волновало другое. - Посмотрите-ка, судари мои, сюда, - она указала рукой на стену.

На стене висела небольшая акварель, изображавшая средневековый замок. Замок как замок. В Англии таких много.

- Что вы скажете? - не сомневаясь в произведенном впечатлении, воскликнула хозяйка. - Нашему замку восемьсот лет!

- А кто это? - спросил Маркс, обратив внимание на портрет девушки, висевший поодаль от акварели.

Хозяйка вдруг сразу как-то потухла и лишь после долгой паузы ответила:

- Это моя дочь Анна. Она умерла в позапрошлом году.

Все трое молча подошли к портрету поближе.

- Отчего же она, такая молодая, умерла? - тихо спросил Маркс.

- От чахотки, сударь, от проклятой чахотки. Эта болезнь обычно собирает жатву по весне. Вот и Анну мою забрала весной, в апреле, на шестой день...

Энгельс сделал нетерпеливое движение, желая переменить разговор и уйти из этой комнаты, потому что слова, сказанные сейчас хозяйкой, поразили его, и он знал, что еще больше они поразили Маркса: ведь именно шестого апреля в позапрошлом году умер и его любимый сын, восьмилетний Эдгар.

- Если б вы знали, - вздохнула женщина, - как это тяжело - терять детей.

- Да, - сказал Маркс, - тяжело.

- А у вас есть дети? - спросила она.

Марксу не хотелось отвечать, но он все-таки ответил:

- У меня три дочери, а у друга моего, увы, пока детей нет.

- Берегите своих девочек, - печально сказала хозяйка, - хорошенько берегите. Нет ничего ужаснее, чем терять детей.

Воспоминания разволновали ее, она была уже не в силах показывать квартиру дальше.

- Ну а спальню посмотрите сами. - Она горько махнула рукой и удалилась.

Друзья прошли в спальню. Все было хорошо. Вернулись в кабинет, сели в кресла.

Противоречивые чувства владели Марксом. С одной стороны, квартира была хороша, удобна. Хозяйка производила самое благоприятное впечатление. Более того, узнав о ранней смерти ее дочери, он, отец, потерявший уже троих детей да еще переживший всего три месяца назад драму появления на свет нежизнеспособного ребенка, тут же умершего, проникся к этой женщине глубоким сочувствием. Но все же в найме этой квартиры был один пункт, который его очень беспокоил. Энгельс почувствовал это и прямо спросил:

- Тебя что-то мучает. Это совпадение?