Эоловы арфы

- Ну, и как же с газетой? - спросил Энгельс.

- Пришлось все рассказать газетчику. Он, конечно, не поверил, должно быть, счел сумасшедшим и из опасения дал два экземпляра.

Энгельс еще налил хереса - Марксу и себе полные бокалы, а Шрамму лишь треть, и тот снова не протестовал.

- А однако же согласитесь, друзья, - все не умолкал Шрамм, - что на свете не так уж много людей, которые при жизни удостаиваются некрологов.

- Кажется, такое случалось с Талейраном, - заметил Маркс.

- С Талейраном! - едва ли не возмущенно воскликнул Шрамм. - Так ведь он прожил чуть не девяносто лет, а мне еще только будет тридцать шесть... И вот после всего этого, господа, - он встал, опираясь одной рукой о спинку кресла, а другой сжимая бокал, - после того, как меня не разнесли ошалевшие лошади, не подняли на штыки датчане, не застрелил Виллих, не сгноили тюрьмы, после прижизненных некрологов - после всего этого мне бояться чахотки, или, как ныне стали говорить, туберкулеза?..

Шрамм, видимо, почувствовал себя хуже и лег в постель. Некоторое время все молчали. Потом уже совсем спокойным и словно усталым голосом он спросил:

- Скажите, друзья, а вы все еще сердитесь на меня за ту антверпенскую дуэль?

- Ведь ты знаешь, - ответил Маркс, - что Виллих и Техов печатно обвинили нас с Фридрихом в том, будто мы натравливали тебя на Виллиха и сознательно вызвали вашу ссору, будто у нас была коварная и жестокая мысль - посредством этой дуэли устранить своего политического противника, то есть его, Августа Виллиха. А Карл Фогт, как я слышал, повторяет и распространяет эти вымыслы и ныне.

- Какой вздор! - Шрамм ударил кулаком по одеялу. - Жаль, что погиб мой секундант Мисковский. Он рассказал бы... Когда мы с ним явились на место поединка, Виллих и его секунданты уже выбрали площадку и отмеряли расстояние. Виллих первый занял исходную позицию. Когда я пошел на свое место, Мисковский остановил меня и сказал: "Смотри, твой противник стоит в тени, а ты будешь на прекрасно освещенном месте. У него гораздо лучше позиция, чем у тебя". Я в ответ только махнул рукой и сказал: "Пусть будет так!.." Энгельс, дай мне еще хереса, я выпью за погибель этих негодяев.

- Нет, хватит.

- А как мы сделали свои выстрелы! - Шрамм не обиделся на отказ и вроде бы тотчас забыл о хересе. - Когда его секундант Техов подал команду "Сходитесь!", я, не целясь, выстрелил просто в сторону Виллиха и, конечно, не мог в него попасть. А он медленно подошел к самому барьеру, тщательно прицелился и бабахнул в мою разнесчастную голову. Вот, до сих пор метка, он провел пальцами по длинному шраму с левой стороны широкого лба. - Если бы на один сантиметр поточнее - и все, и о Конраде Шрамме появился бы лишь один-единственный некролог, а "Кёльнская газета" и "Новое время" остались бы без работы...

- Видишь ли, дело не только в бессмысленной опасности, которой ты подвергал свою жизнь, - сказал Маркс, - или в клевете на нас с Фридрихом. Дуэль сама по себе - пережиток пройденной ступени культуры.

- Мавр! - укоризненно воскликнул Шрамм. - Ты что же, принципиальный противник всякой дуэли? Но ведь и сам дрался, и Фридрих, и ваш лучший друг Вольф...

- Лупус? - перебил Энгельс. - Нет, Лупус не дрался. Он лишь вызвал однажды на дуэль Карла Фогта, когда тот произнес во франкфуртском Национальном собрании - они оба были его депутатами - клеветническую речь против только что закрытой "Новой Рейнской газеты". Но до дуэли дело не дошло. Фогт отказался стреляться, его шкура слишком-де драгоценна отечеству, чтобы подвергать ее такому риску.

- Но все-таки он вызвал! - Шрамм ткнул пальцем воздух перед собой. И дуэль не состоялась не по его вине...

Маркс видел, что Шрамм ждет от него ответа, который до конца разъяснил бы дело.

- Я ставлю дуэль, - сказал он, - всецело в зависимость от ситуации в том смысле, что к ней можно прибегнуть в виде исключения при крайних обстоятельствах. В случае с Виллихом обстоятельства были вовсе не таковы.

- Но он же наглец!

- И все же дуэль тут была совершенно неуместной. Два члена Центрального комитета Союза коммунистов едут из Лондона в Антверпен с единственной целью - продырявить друг друга... Времена слишком серьезные, чтобы заниматься подобными вещами.

- Ну а если бы тебя вызвали на дуэль?

- Скорей всего, я бы в ответ только посмеялся.

- Но все стали бы говорить, что ты трус!

- Плевать мне на это. Я люблю повторять слова Данте: "Иди своей дорогой, и пусть люди говорят все, что им угодно".

- И ты поступил бы так же? - Шрамм повернулся к Энгельсу.

- Конечно, - пожал плечами тот. - Если, разумеется, не будет каких-то особых, исключительных обстоятельств, о которых говорил Мавр.

- Но что вам дает такую спокойную уверенность?