Читаем Эоловы арфы полностью

Раньше, чем рядовые бойцы, ей поддались руководители правительства и высшего командования. Премьер-министр Брентано в ночь после поражения на Мурге просто сбежал, и теперь все кричали о его измене. Несколькими часами раньше прямо на поле боя полковник Оборский оставил пост командира второй дивизии. На другой день сложил с себя верховное командование и генерал Мерославский — главнокомандующим стал Зигель. В учредительном собрании, которое на некоторое время задержалось во Фрейбурге, Густав Струве сперва гневно заклеймил Брентано позором, но через три дня на закрытом заседании собрания во имя, как он сказал, спасения того, «что еще может быть спасено» — а спасти теперь можно было лишь одну честь, — предложил «оплатить членам баденского собрания и всем участникам революции их содержание и жалованье до десятого июля, а также соответствующие путевые расходы и всем отступать на швейцарскую территорию с кассами, запасами, оружием и прочим». Все летело в тартарары, а вождь-идеолог Струве беспокоился о жалованье и путевых расходах… О путевых расходах отступающей революции!..

Важным обстоятельством, усиливавшим деморализацию, была боязнь внезапного удара с территории Вюртемберга, охватившая многих после истории с Гернсбахом. Как это было на протяжении всей кампании, отряд Виллиха и теперь, сразу после Оса, был направлен, по всей видимости, на самый опасный и трудный участок — в горы, для прикрытия отступающих со стороны вюртембергской границы.

Оставив позади горную вершину Хундскопф, отряд второго июля прибыл в Вольфах. Здесь Виллих и Энгельс узнали, что Фрейбург, где находились и правительство и главная квартира, тоже хотят сдать. Поскольку никаких пруссаков в горах Шварцвальда встречено не было — вероятно, они больше не хотели нарушать нейтралитет Вюртемберга, не имея в том насущной необходимости, — Виллих и Энгельс решили немедленно двинуть на Фрейбург, чтобы убедить членов правительства и верховное командование не сдавать город без боя, то есть сделать попытку спасти хотя бы честь восстания. По утомительным горным дорогам предстояло пройти более пятидесяти километров. Ночь застала уставший отряд на марше. Заночевали в Вальдкирхе. До Фрейбурга оставалась еще треть пути. Но тут стало известно, что правительство и верховное командование направились в Донауэшинген, по ту сторону Шварцвальда.

— Что ты скажешь на это, а? — обратился Виллих к своему адъютанту и злобно сплюнул. — Они бегут как зайцы! Они боятся даже наших советов и не дают возможности помочь себе…

— Да, — устало отозвался Энгельс, развертывая карту и всматриваясь в нее, — сейчас они, должно быть, уже в Нёйштадте. Завтра будут в Донауэшингене, по ту сторону хребта, часах в четырех ходьбы от швейцарской границы. А мы здесь, в горах. И пруссаки очень просто могут нас тут запереть вместе с нашими советами. Разве не так?

— Завтра чуть свет устремимся вдогонку за ними. Что нам остается!

Но утром, к великому удивлению всех, конный офицер доставил из Нёйштадта приказ Зигеля. Он еще писал приказы! Мало того, вся бумага была проникнута решительностью, презрением к смерти и твердой верой в победу.

— Мальчик, видно, просто спятил, — недоуменно пожал плечами Виллих.

— Может быть, под победой он понимает благополучный переход швейцарской границы? — усмехнулся Энгельс.

Из приказа следовало, что оборонительная линия повстанцев все еще существует. Ее левый фланг начинается в юго-западном углу Бадена, близ стыка границ Франции и Швейцарии; далее идет на северо-восток по Шварцвальду на Фуртванген, от которого поворачивает прямо на север, к вюртембергской границе. Скорее всего, эта линия, как линия действительной обороны, существовала лишь в воображении нового главнокомандующего, но что бы там ни было, а отряду Виллиха предписывалось обосноваться со штабом в Фуртвангене, занять Симонсвальдскую долину и блокировать горные перевалы. Что ж, приказ есть приказ, его надо выполнять.

Виллих и Энгельс все сделали так, как требовал Зигель: заняли долину, блокировали перевалы и четвертого июля прибыли с остальной частью отряда в количестве ста шестидесяти человек в Фуртванген. С радостью и удивлением они увидели, что действуют не в одиночестве. К юго-западу от них располагался отряд под командованием Долля, а к северо-востоку — народные ополченцы Беккера.

Выходит, линия обороны все-таки существовала. Но шестого июля стало ясно, насколько она иллюзорна. В этот день пришла весть от Беккера, что пруссаки начали наступление на Виллинген, расположенный у вюртембергской границы, а через несколько часов в Фуртванген явился и сам Беккер во главе всего своего войска. Оказывается, в страхе перед окружением в горах отряд взбунтовался и потребовал немедленного отхода.

— Я ничего не мог поделать! — сказал Беккер и протянул Виллиху какую-то бумагу.

Это было письменное коллективное требование офицеров. Ссылаясь на мятежное настроение солдат, они настаивали на немедленном отступлении. Энгельс пригляделся к фамилиям, среди них многие оказались знакомыми.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное