Эоловы арфы

Роланд и Амалия и слышать не хотели о его желании предпринять вылазку. Но после завтрака, когда Даниелъс ушел к своим больным, а Амалия занялась делами по хозяйству, Энгельс все-таки не выдержал. Он нахлобучил поглубже, до самых бровей, шляпу и бесшумно улизнул.

Едва выйдя из подъезда, Энгельс сразу услышал веселые зазывные выкрики молодого газетчика:

— Последний номер «Новой Рейнской газеты»!.. Красный номер «Новой Рейнской»!.. Георг Веерт советует немкам выгнать своих мужей и взять новых — революционеров!.. Карла Маркса высылают из Пруссии!.. Новые мятежные стихи Фердинанда Фрейлиграта!..

Энгельс подумал, что стоит купить на всякий случай несколько экземпляров, ведь потом этот номер нигде не раздобудешь. Улучив момент, когда около парня никого не было, он подошел, протянул небольшую пригоршню зильбергрошей и, полагая, что этого хватит, сказал:

— Пожалуйста, пять экземпляров.

— С вас пять талеров, — весело ответил газетчик.

— Пять талеров? — не поверил ушам Энгельс.

— Да, сударь, сегодня «Новая Рейнская» идет по талеру. Не каждый день нам выпадает такое счастье. Поддержите коммерцию!

— Но ведь талер — это подписная цена за целый квартал!

— Ну и что? — радостно улыбался парень. — Вы же видите — люди покупают. А вы, я надеюсь, не самый бедный человек в Кёльне.

— Разбойник! — ликуя в душе, возмутился на словах Энгельс. — Но ведь на каждом экземпляре ты наживаешься чуть не в сто раз!

— Да, сударь, почти в сто раз, — не стал спорить газетчик. — Но согласитесь, что это может случиться с нашим братом не чаще чем раз в сто лет.

— Ну а если бы я был редактором этой газеты, — сказал Энгельс, доставая портмоне, — ты все равно содрал бы с меня такую безбожную цену?

— Что вы, сударь! — дружелюбно воскликнул парень. — Если бы вы были даже не редактор, а всего лишь корректор «Новой Рейнской», то и тогда я позвал бы вас в «Неугасимую лампаду» и славно угостил на вырученные сегодня талеры!

— Ну-ну, — удовлетворенно буркнул Энгельс и, отдав один талер, взял газету, — наживайся, грабитель, так и быть.

Мысленно поблагодарив газетчика за напоминание о кабачке «Неугасимая лампада», Энгельс туда и направился. По дороге ему то и дело встречались люди с «Новой Рейнской газетой» в руках. Это объяснялось не только характером сегодняшнего номера, но и тем, что он отпечатан невиданным ранее тиражом — почти в 16 тысяч экземпляров.

В сквере у театра толпились люди. Прямо здесь, только что купив газету, они читали и обсуждали ее. Энгельс с небрежным, скучающим видом подошел к группе из пяти-шести человек, явно принадлежащих к верхам городского общества. Они, конечно, не были подписчиками газеты, но сегодня не могли не приобрести ее.

В центре группы стоял богато, но небрежно одетый человек (видимо, очень спешно одевался, торопясь купить газету). Он с отвращением на лице и в голосе читал:

— «Мне очень грустно, госпожа тайная советница, что вы так ошиблись в вашем супруге. Вы считали его Солоном, и вот он возвращается восвояси из Берлинского Национального собрания, и оказывается, что он самый настоящий болван».

— Мерзавец!.. Шут!.. — раздались возмущенные восклицания слушателей.

А чтец продолжал:

— «Я сожалею об этом, госпожа тайная советница. Утешьте вашего мужа тем, что он непризнанный гений, но прежде всего — избавьтесь от него. Да, женщины, дайте вашим мужьям отставку… Кому охота ласкать осла?»

— Так и написано — «ласкать осла»? — изумленно переспросил кто-то.

Чтец бросил гневный взгляд на вопрошавшего, презрительно хмыкнул и пошел молотить дальше:

— «…Все беды Германии произошли единственно от того, что немецкую республику считали до сих пор делом серьезным, важным, но отнюдь не делом сердца. Вы, женщины, призваны исправить это недоразумение.

Не спрашивайте как! Вы сами знаете это лучше всех. Выгоните ваших мужей, возьмите себе новых, из революционеров, — вот и все!»

Контраст между веселым, игривым текстом и полным отвращения голосом, который его читал, был так разителен, что в этом месте Энгельс не выдержал и фыркнул. Все обернулись к нему.

— Вам смешно? — оторопело и негодующе спросил чтец.

— Как можно смеяться над такой пошлостью?.. Это же оскорбление для всех нас!.. — раздались голоса других.

Не в интересах Энгельса было привлекать к себе сегодня внимание таких людей.

— Я, господа, холостяк! — улыбнулся он и, повернувшись, небрежной походкой побрел дальше.

Новая группа, к которой подошел Энгельс, состояла из молодых людей, видимо студентов. Здесь, отчаянно ударяя по воздуху крепко сжатым кулаком, рыжий парень восторженно дочитывал «Прощальное слово» Фрейлиграта:

И когда последний трон упадет,
И когда беспощадное слово
На суде — «виновны» — скажет народ,
Тогда я вернусь к вам снова.
На Дунае, на Рейне словом, мечом
Народу восставшему всюду
Соратницей верной в строю боевом,
Бунтовщица гонимая, буду!