— Вот и медицинская команда, — заметил Ольми. Позже ему придется связаться с каждым, принимавшим участие в операции, и под присягой потребовать соблюдения тайны.
Еще двое воплощенных граждан и робот поменьше вошли в помещение и приблизились к красной линии. Когда они пересекли ее, на их рукавах появились красные шевроны: теперь они тоже были на карантине.
Лэньер, Кэрролсон и Фарли позволили медицинскому роботу завернуть им рукава комбинезонов и взять пробы. Затем робот отступил к красной линии. Его немедленно окружило приятное фиолетовое свечение; когда оно рассеялось, робот пересек линию и остановился.
Медицинская команда, целиком состоявшая из гомоморфов, вошла в люк самолета. Несколько минут спустя оттуда на своих собственных ногах выбрался Хайнеман, поддерживаемый с двух сторон. Шедший впереди гомоморф изобразил сообщение для Ольми.
— Он испытывает боль, однако повреждение несерьезное, — перевел Ольми Патриции. — Они сняли боль, но еще не дали ему лекарств.
Вместе с Патрицией Ольми пошел к красной линии, которая исчезла при их приближении.
— Карантин снят, — сообщил медик-гомоморф. Он изобразил несколько простых символов для Патриции, и она вежливо кивнула. Затем она бросилась вперед и обняла Лэньера, Кэрролсон и Фарли, задержавшись возле каждого. Когда дошла очередь до Хайнемана, Пат действовала более осторожно.
— Не оберегайте меня — я чувствую себя вполне сносно, — проворчал он. — Где мы, черт побери, находимся?
— Я получила решение суда, — сообщила адвокат, над плечом которой все еще парил американский флаг. Она подошла к группе, протягивая руки.
— У нее вживлен имплант, как и у всех остальных, — объяснила Патриция Лэньеру, дотрагиваясь до головы. — Сейчас она слушает, что решил суд.
— Дело рассмотрено и прекращено в силу открывшихся обстоятельств, — объявила женщина. — Все вы — гости Аксис Надера. — Многозначительно посмотрев на Ольми, Рам Кикура добавила: — По распоряжению премьер-министра.
Глава 43
Велигорский стоял перед черной панелью — входом в библиотеку третьей камеры. Через площадь к нему осторожно двигались Белозерский и Языков, почти лишенные теней в свете плазменной трубки. Следом за ними шли два отделения десантников с оружием наизготове.
Мирский и Погодин наблюдали за ними из покинутого поста охраны НАТО — небольшого помещения, оборудованного видеомонитором. Мирский играл с клавишами звукоусилителя. Погодин посмотрел на него.
— Сейчас у нас есть шанс, — сказал он.
— Знаю.
Погодин снова повернулся к экрану. Мирский отрегулировал американское подслушивающее устройство и увеличил громкость.
— Нам не нужны еще солдаты, — объявил Велигорский. — Я уже отправил Мирского и Погодина в четвертую камеру для содержания под арестом.
— Кажется, он готов сотрудничать с нами, — тихо заметил Погодин.
Мирский кивнул. Риск, конечно, был, но за последние несколько дней ему стало ясно, что без Велигорского он руководить не сможет. У него не было ни опыта, ни склонности к политическим интригам и умения оставаться при этом в живых. Велигорский был лучшим из политработников. Если он и Мирский не смогут работать вместе, невозможно будет никакое сотрудничество. Единственной альтернативой станет уничтожение всех, а Мирский сомневался, что способен на это. Тогда уж лучше сдаться американцам или затеряться в городах и заботиться только о себе.
— Думаю, вам пора увидеть то, за что мы боролись, и научиться им пользоваться, — сказал Велигорский.
— У меня нет никакого желания идти по стопам Мирского, — возразил Белозерский. — Меня это совершенно не интересует.
— Товарищ Белозерский! — полклвник был терпелив. — Знание — сила. Вам хочется быть более невежественным, чем остальные? Я был там и, тем не менее, я все тот же Велигорский, все тот же секретарь парторганизации.
— Да… — согласился Языков. — Меня это не пугает.
— Меня тоже, — поспешно вставил Белозерский. — Но…
— Тогда давайте войдем и посмотрим, на что Мирский потратил столько времени.
Мирский держал их в прицеле видеокамер, пока они не скрылись из глаз. Сейчас решится еще кое-что. Можно ли ничего не знать о своей собственной стране, проживя в ней всю жизнь? Да. Было не с чем сравнивать, и как бы много он ни знал, без возможности сравнения знание оставалось дремлющим. Даже получив информацию из библиотеки, он вынужден был провести эксперимент. Каким бы нечестным он ни был, теперь Мирский мог на основании действий Велигорского составить мнение о своей стране и обо всем, что она символизировала.
— Он заберет у них оружие, — сказал Мирский. — Нельзя допустить, чтобы они были вооружены, когда появлюсь я.
— Вы отправитесь туда? — спросил Погодин.
— Да.
— Вы так доверяете Велигорскому?
— Не знаю. Риск, конечно есть.
— Не только для вас, — заметил полковник. — Мы все сотрудничали с вами — Плетнев, ученые, я сам, Анненковский, Гарабедян.