Эон

Судороги. Последнее движение умирающего или конвульсии трупа. Сан-Диего, Лонг-Бич, Лос-Анджелес, Санта-Барбара. Судороги.

Фарли и Цзян рыдали, обнявшись. Ву молча и бесстрастно сидел на столе подобно изваянию. Римская стоял в углу с бутылкой виски — почти наверняка контрабандного, — прикладываясь к ней каждую минуту, пока не свалился.

Несколько сотрудников внешней охраны, возвращаясь к старым шуткам, старым оценкам и догадкам, спокойно обсуждали, кто побеждает, кто все еще в состоянии сражаться, чьи военные базы будут уничтожены следующими. «Подводные лодки под полярными шапками?» — «Нет — обе стороны будут держать их в резерве, на потом». — «Что — потом?» — «Кто знает?» — «А пошли они все…»

Судороги.

Она закрыла глаза, словно попыталась спасти картину своего дома, исчезающего во внезапной вспышке света и радиации, оставляя обугленный остов.

А внутри — слегка защищенные тенью дома, зажаренные заживо, но не совсем обуглившиеся, а затем превращающиеся в мельчайший пепел под действием ударной волны…

Рита и Рамон.

Фарли подошла к Патриции и похлопала ее по плечу, выводя из задумчивости.

— Мы не можем вернуться, — сказала она. — Инженеры говорят, что сейчас не осталось ни одного космопорта. Ванденберг, — Космический центр Кеннеди, даже Эдвардс уничтожены. Мы не можем добраться и до Луны — не хватит кораблей и топлива. Никто не прилетит сюда десять, а то и двадцать лет. Так считают инженеры. В Китае, возможно, сохранилось несколько подходящих площадок, но на орбите нет челноков для встречи ОТМ, даже если мы сможем улететь.

К ним присоединился Ву.

— От Китая ничего не осталось, — сообщил он. — Россия все еще сбрасывает бомбы. Все города, в которых я когда-либо бывал, теперь уничтожены. В свое время мы в школе изучали основы гражданской обороны. Мы знали, куда должны упасть бомбы — русские и, может быть, даже американские. Для каждого города — свои бомбы.

— Когда похороны? — спросил кто-то.

Никто не засмеялся, стало тихо. Удивительно неуместная шутка. Однако, когда кто-то умирает, должны состояться похороны.

Но если умерли или умирают миллиарды людей?

Кэрролсон села рядом с Патрицией.

— Вот и все, — лаконично сказала она. — Уэйн погиб, и наш сын тоже. Они уже мертвы, я уверена. Знаете, скоро наступит адская боль. Чтобы привыкнуть к этому, потребуется… — Ее губы дрогнули, на щеках выступили красные пятна, словно сыпь. — Римская выжрал всю выпивку, ублюдок.

— Я иду в библиотеку, — заявила Патриция.

— Нельзя. Запрещено.

— Я должна что-то делать.

— Конечно. — Но никаких предложений не последовало.

— Эй, у нас новые картинки с внешних камер! — крикнул кто-то. Выкатили широкоэкранный видеопроектор и подключили его к центральному ретранслятору кафетерия.

Патриция не смотрела на экран. Она видела картины грандиозного пожара, снятые со спутников и лунных телескопов в библиотеке Пушинки. Где-то на Земле — в Вашингтоне или Пасадене, в офисе Хоффман — вокруг этих изображений царствовало разрушение, которое они изображали — роковое гибельное кольцо.

Однако Кэрролсон смотрела, сузив глаза и сжав губы.

Один за другим вспыхивали города. Атмосфера над каждым взрывом покрывалась рябью, словно гигантский стальной шар падал в пруд.

Над западным полушарием, над Атлантикой, распространялось сияние ярче зари, сначала желтое, потом пурпурное, потом зеленое.

Весь мир был охвачен пожаром, пламя перескакивало от города к городу, с континента на континент.

Люди теперь имели значение не большее, чем булавочные головки.

Глава 26

Герхардт и Лэньер стояли возле солдат, охранявших вход в нулевой лифт. Герхардт поднес к глазам бинокль.

— Крохотные пятнышки, — сказал он. — Словно москиты. Большая часть спускается сюда, но некоторые, похоже, уходят. — Он передал бинокль Лэньеру.

— Они двигаются ко второй камере.

Холодный ветер, несшийся от купола, шевелил волосы Лэньера. Он следил за двумя пятнышками, двигавшимися вдоль оси, затем опустил бинокль ниже, чтобы взглянуть на защитные сооружения вокруг двух научных комплексов.

— Да… Они считают, что у нас сил больше, чем в действительности.

Он снова поднял бинокль и значительно ниже, возле южного купола, увидел более крупные белые точки.

— Парашюты, — сказал Лэньер. — Некоторые сейчас уже в атмосфере.

— Господи, что за сила, — пробормотал Герхардт и схватился за рацию. — Южный туннель! Они двигаются в вашу сторону. Скважина, будьте внимательны.

Лэньер никак не мог сосредоточиться. Он продолжал думать о происходящем: неужели они разожгли мировой пожар лишь для того, чтобы добиться преимущества здесь? Они надеятся, что удержат ситуацию под контролем, сохраняя число жертв на уровне Малой Гибели? Внезапно ему стало плохо при мысли о тысячах нереальных моделей поведения, существовавших лишь в воображении политиков, военных, патриотов, предателей, бойцов и…

Ему хотелось уползти куда-нибудь и уснуть.

Он не мог изгнать из своего воображения образ Хоффман, которая ехала в Ванденберг на своей машине, надеясь избежать этого безумия, спрыгнуть с гибнущего самолета и оказаться здесь; но ей это не удавалось — она оказывалась в эпицентре.