Эпидемия. Начало конца

Дон Пател сидела на скамейке рядом с матерью. Девочка внимательно рассматривала протез Патрика Шеперда.

— Мама! Странно! Посмотри! Еврейские буквы расположены по три.

— Можно посмотреть? — с обезоруживающей улыбкой попросил тибетский монах.

Подошел Панкай. Он глянул через плечо Старейшины на выгравированные по металлу буквы.

— Удивительно! — воскликнул тибетский монах. — Это не на иврите, а на арамейском.

— Какая разница? — хмыкнула Маниша. — Панкай! Иди и сядь рядом.

— Минуточку… Старейшина! — обратился индус к азиату.

— Арамейский — это метафизический язык Творца. Это единственный язык, который не может понять Сатана.

— Этих букв прежде здесь не было, — заметил Панкай.

— Вы уверены?

— Я помогал нести Патрика от Бельведерского замка после того, как он спас мою семью. Выгравированных букв на протезе не было. Я абсолютно в этом уверен. Вы можете прочитать послание?

— Это не послание, Панкай. Эти слова нельзя перевести на другой язык. Тут начертаны семьдесят два имени Бога.

— Что вы сказали? Дайте мне взглянуть!

Паоло оставил жену и присоединился к мужчинам.

— Откуда вы знаете, что это семьдесят два имени Бога? — спросил он.

— Я смотрю на эти имена каждый день, — начал объяснять тибетский монах. — Эти буквы можно найти в зашифрованном виде в трех стихах четырнадцатой главы Книги Исхода… Стихи от девятнадцатого по двадцать первый включительно. Там описывается, как Моисей раздвинул воды Красного моря.

Паоло взял стальной протез у тибетца.

— Это был не Моисей. Вирджил сказал, что другой человек глубокой веры совершил это чудо.

— Вы правы. Истинная история бегства евреев из рабства не имеет никакого отношения к подлинному рабству. Они бежали от хаоса, боли и страданий. То, что воды Красного моря расступились, не имеет никакого отношения к чуду. Просто знание семидесяти двух имен Бога, вырезанных на посохе Моисея, дало тому человеку возможность контролировать материю с помощью разума.

— Старейшина! Вы думаете, что Патрик — праведник, избранный Богом для спасения человечества?

К мужчинам подошли Дэвид и Гави.

— О чем это вы говорите?

— Причастность вашего друга к концу дней, возможно, служит высшей цели, — объяснил Панкай.

— Послушайте, ребята. Я ничего не знаю о конце дней, но я давно знаю Патрика Шеперда и, поверьте мне на слово, он — далеко не праведник.

Паоло, не отрываясь, смотрел на стальную руку. Его тело сотрясала нервная дрожь. В мозгу проносился вихрь мыслей.

К ним подошла Франческа с ребенком на руках.

— Паоло! В чем дело?

— Жди меня здесь.

Сжав металлический протез, итальянец направился к воде.

— Паоло! Что ты делаешь? Не сходи с ума!

Выжившие окружили Паоло. Итальянец поднял протез высоко вверх, к небу. Секунду поколебавшись, он решительно шагнул с аппарели для спуска катеров в воду.

Вода была обжигающе холодной, близкой к температуре замерзания. Она словно пронзила его сильным разрядом электрического тока. Паоло почувствовал, что ему не хватает воздуха. Его руки и ноги онемели. Побарахтавшись несколько секунд по пояс в воде, мужчина сделал еще шаг и, сорвавшись с аппарели, погрузился под воду.

Франческа пронзительно закричала.

Голова ее мужа появилась на поверхности. Почти парализованный леденящим холодом, он вдохнул воздух и поплыл обратно к аппарели. Дэвид и Панкай, подбежав к краю, втащили набожного человека на причал.

Гави сбегала в автобус за одеялами.

Шеридан Эрнстмайер расхохоталась.

— Чуда не вышло.

Тибетский монах подошел к Паоло, который, стоя на коленях над водой, старался отдышаться.

— Мистер Минос! Почему вы решили, что воды залива расступятся перед вами? Почему вы думаете, что достойны совершить этот духовный подвиг?

— Семьдесят два имени Бога… Я поверил в ваш рассказ…

Итальянца бил озноб. Его лицо побледнело, а губы посинели.

Он растерянно посмотрел на Гелута Панима.

— Я сделал так, как сказал Вирджил, но ничего не получилось.

— Для перехода по воде аки посуху одной веры недостаточно, — сказал тибетский монах. — Необходимо полное доверие.

— Я не понимаю.

— У вас, мой друг, есть вера, но минутная неуверенность показала, что вы готовитесь к неудаче. Доверие — выше молитв. Существует притча о набожном человеке, который спускался ночью с крутого склона горы. Последние силы его оставили. Он висел, держась обеими руками за выступ. Человек мерз так же, как мерзнете сейчас вы. Он воззвал к Господу, и Бог приказал ему разжать руки. Человек разжал одну руку, но другую — побоялся. Он продолжал звать на помощь. На следующее утро его нашли односельчане. Человек замерз насмерть, вися на одной руке в пяти футах от земли.

Гави передала дрожащему Паоло шерстяное одеяло.

— Кто вы такой, чтобы судить о глубине моей веры?! Я вошел в ледяную воду! Я разжал обе руки!

— Я не хотел вас обидеть. Когда Господь приказал Аврааму принести в жертву своего сына Исаака, это и было испытанием веры и доверия. Вы же просто необдуманно смело ринулись в воду и… искупались.

— Папа! Смотри!

Гави показывала рукой куда-то на юго-запад. На горизонте, над островом Свободы появились три точки военных вертолетов.

— Они летят к нам на выручку?

Дэвид с трудом сглотнул.