Эпидемия. Начало конца

— Потому что папа слишком болен и не может лично наставить тебя на путь истинный. Потому что в день, когда ты узнал о моей беременности, мы выработали план действий. Ты должен добиться успеха, Шеп. Не отступай теперь. Мы на тебя надеемся.

Патрик Шеперд, борясь с удушьем, приподнялся в кровати. По лбу и спине градом катился пот. Пребывая на грани истерики, мужчина пытался понять, где он находится.

— Должно быть, вам приснился плохой сон?

Вздрогнув от неожиданности, Патрик обернулся.

Старик сидел, откинувшись на спинку стула, и пристально смотрел на ветерана. Длинная грива седых волос, стянутая на затылке, спускалась вниз «конским хвостом», длина которого достигала добрых шести дюймов. Загорелый лоб. Усы. Аккуратно подстриженная борода обрамляла челюсть, опускаясь до адамова яблока. Голубые глаза за стеклами очков бордового цвета светились добротой и любознательностью. На старике были потрепанные голубые джинсы и коричневые треккинговые ботинки. Серый шерстяной свитер грубой вязки поверх черной футболки обтягивал маленькое брюшко. Внешне незнакомец походил на гитариста и вокалиста группы «Благодарный мертвец» («The Grateful Dead») Джерри Гарсия, если бы, конечно, тот дожил до семидесяти лет.

— Кто вы? Что вы делаете в моей палате? — спросил Патрик у незнакомца.

— Ваш друг прислал меня поговорить с вами. Кажется, вам нужна помощь. Кстати, кто такая Триш?

— Триш? — переспросил ветеран.

— Вы выкрикивали ее имя.

— Вам послышалось. Я мог выкрикивать имя Беатрисы. Она… была моей женой. Вас прислал де Борн? Вы психиатр?

Старик улыбнулся.

— Что, моя внешность не отвечает вашим чаяниям? — поинтересовался он.

— Вы похожи скорее на человека, сбежавшего из шестидесятых, чем на психиатра.

— А как, по-вашему, должен выглядеть психиатр?

— Не знаю. Более… мозговитым.

— К сожалению, я такой, какой есть. Вы считаете, мне стоит сбрить бороду?

— Старина, — ответил Патрик, — меня не волнует, как вы выглядите. Просто я хочу, чтобы между нами не было недосказанности. Де Борн мне не приятель. Просто он хочет использовать меня в новой рекламной кампании, направленной на привлечение добровольцев в армию. Сразу заявляю: я не собираюсь в этом участвовать.

— Хорошо, — ответил старик.

— Хорошо? И все? — удивился Патрик.

— Ну… Мы, конечно, можем вас немного помучить, но я всегда был сторонником свободы воли.

— Де Борн вам не заплатит, если я не приму его предложение.

— Давайте не будем беспокоиться о реакции де Борна. Все, что вы мне скажете, останется между нами. Таковы правила.

— Не все так просто, — сказал Патрик. — Он может сделать так, чтобы я не увиделся со своей семьей.

Шеп соскользнул с кровати и правой рукой стащил с себя пропитанную потом футболку. С протезом он пока осторожничал.

— Он что, помешал вам увидеться с семьей? — спросил старик.

— Ну… пока нет…

— Тогда почему вы с ними не увидитесь?

— Ну… раньше я считал, что не готов.

— А сейчас готовы?

— Да, — ответил Патрик.

— Хорошо. Вы давно их не видели?

— Очень давно. Лет одиннадцать… Я точно не помню…

— Тогда зачем вообще встречаться с ними? Зачем бередить старые раны?

Психиатр взял со стола книгу Данте «Божественная комедия» в кожаном переплете и небрежно пролистал загнутые то тут, то там страницы.

— Старые раны… Они — моя семья. Я недавно узнал, что они сейчас живут здесь… на Манхэттене…

— Вам не кажется, что вы сами отдалились от своей семьи? Одиннадцать лет, как-никак, огромный срок. Как ваш психиатр, я бы сказал: настало время принимать решения…

— Вы — не мой психиатр и… положите, пожалуйста, книгу на место. Если хотите почитать Данте, возьмите книгу в библиотеке.

— Я уже читал Данте, — сказал старик и, перевернув книгу, прочитал вслух краткое изложение. — «Божественная комедия» написана Данте Алигьери в период с 1308 по 1321 год и считается одним из величайших произведений мировой литературы. Поэма состоит из трех частей: «Ад», «Чистилище» и «Рай». В «Аде» описывается путешествие Данте по девяти кругам ада. «Божественная комедия» в аллегорической форме изображает путешествие человеческой души к Богу, а в «Аде» дается картина распознавания и неприятия порока…

Патрик вырвал книгу из рук психиатра.

— Я знаю, о чем здесь написано. Я прочел эту поэму столько раз, что почти выучил ее наизусть.

— И вы согласны с выводами, к которым пришел автор? — спросил психиатр.

— С какими выводами?

— Что грешник обречен после смерти на страдания без малейшей надежды на спасение.

— Я католик и я… верю в это, — подумав, произнес Патрик. Затем он спросил: — А вы во что верите?.. Мне просто интересно…

— Я убежден, что искупление можно заслужить даже в последние минуты жизни.

— Вы не верите, что Бог наказывает грешников? — спросил Шеп.