Эпидемия. Начало конца

— Каждая душа должна очиститься перед тем, как она сможет двигаться вперед… но наказания… Я предпочитаю говорить о «помехах». Они подталкивают людей на путь божественного света.

— Вы говорите, как гуру новой волны, — пошутил Патрик. — К какому вероисповеданию вы относитесь?

— По правде говоря, я не являюсь приверженцем ни одной из существующих конфессий.

— Значит, вы не верите в Бога?

— Я этого не говорил. Просто я не верю, что познание Творца возможно через посредничество других людей. А вы? Вы верите в Бога?

Патрик хмыкнул.

— Я верю, что Бог заснул, сидя за рулем. Он бесполезен, как соски быка. Я не верю в него. Этот парень еще больший неудачник, чем я сам.

— Вы вините Бога в том, что потеряли руку? — спросил старик.

— Я виню Бога за этот мир. Кругом зло и страдания. Сейчас мы участвуем в двух войнах. Третья вот-вот начнется. Люди голодают, умирают от рака…

— Вы правы. Долой Бога! Если бы Он существовал, то давно бы разобрался со всем этим свинством, смел бы все к чертям собачьим. Ленивый ублюдок!

— Да… нет… Я не о том… Что-то неправильно в нас самих… Зачем нам дана свобода воли?

— Но вы ведь вините Бога за то, как сложилась ваша жизнь?

— Нет. Я виню Его за то, что Он лишил меня семьи, — ответил Патрик.

— Но вы ведь сказали мне, что сейчас они в Нью-Йорке.

— Да… но…

— Вас запирают на ночь?

— Нет.

— Тогда идите и найдите свою жену и ребенка. Перестаньте строить из себя жертву.

Кровь отхлынула от лица Патрика.

— Что вы сейчас сказали?

— То, что вы слышали.

— Вы думаете, это легко? — спросил Шеп.

Он сидел на краю кровати. Нервное беспокойство вернулось. Кожа чесалась в местах крепления протеза к руке. Мужчина нервно подергал своими искусственными пальцами.

— Есть кое-что… в моей голове…

— А-а-а… Вы о ночных кошмарах? — спросил психиатр.

— Ну-у… вы настоящий гений. Да… ночные кошмары, но о них я вам рассказывать не хочу.

— Вы тут босс, — сказал старик.

Откинувшись на спинку стула, он вновь взял в руки книгу Данте.

— Занимательное чтение, — сказал психиатр. — Мне нравятся книги о вызовах, бросаемых человеческому духу.

— В «Аде» пишется о справедливости и наказании грешников.

— И снова мы возвращаемся к Богу, который заснул, сидя за рулем?

— Я принимал участие в настоящей войне. Я видел, как страдали безвинные люди. Почему в мире столько ненависти? Почему столько бессмысленного насилия и жадности? Откуда этот упадок? В мире нет справедливости, поэтому в нем царит зло.

— Вы хотите справедливости или счастья? — спросил психиатр.

— Справедливость принесла бы мне счастье. Если Бог есть, то возникает вопрос: «Почему Он позволяет плохим людям процветать, когда хорошие люди страдают?»

— Вы считаете себя хорошим человеком? — спросил старик.

— Нет.

— Вы страдаете?

— Да.

— Мои поздравления. На свете все же есть справедливость. Теперь вы можете быть счастливы.

— Чушь! — воскликнул Патрик. — Вы просто не хотите меня понять.

— Я вас прекрасно понимаю. Вы хотите, чтобы Господь наказывал грешника немедленно, стоит ему совершить что-нибудь плохое. Но из этого ничего хорошего не получилось бы. Вы когда-нибудь видели, как дрессируют животных? Когда зверь исполняет то, чего от него хотят, дрессировщик дает ему угощение. Если же животное не слушается, его бьют электрошоком. Здесь проблема свободы воли и сопротивления искушениям, которые побуждают людей совершать зло. Надо сдерживать собственное эго. Человеческое эго — вот настоящий Сатана. Сатана — умен. Он временем разделяет причины и последствия так, что нам трудно проследить за тем, как вознаграждаются хорошие поступки и наказываются плохие.

— Ладно. Но наказание, как я понял, рано или поздно настигнет грешника. На войне я совершал поступки, которые казались оправданными. Теперь же, по прошествии времени, я не уверен в этом. Понесу ли я наказание?

— Давайте расставим все точки над «i». Грех — это всегда грех. Нельзя оправдать войной убийство или изнасилование. Без истинного правосудия, — я не имею в виду огонь и серу Данте, — без очищения ни одна человеческая душа не может вернуться к свету. Но для многих очищение — болезненный процесс.

— Вы все время говорите о каком-то свете, — сказал Патрик.

— Мои извинения. Под светом я понимаю свет, исходящий от нашего Создателя, безграничность, чувство полного удовлетворения.

— Вы говорите о рае?

— Не стоит упрощать, но вы, в принципе, правы, — ответил психиатр.

Шеп обдумал услышанное.

— Что делать, когда зло повсюду? Что делать, когда каждый ваш выбор неправилен, и вы ничего с этим поделать не можете?

— Когда зло достигает критической массы, оно распространяется по свету подобно чуме и мешает доступу Божественного света. Тогда даже невинные страдают в грядущем массовом очищении, которое по безжалостности превосходит даже творимые злом беды. Вы ведь помните о Ное? Вы помните о Содоме и Гоморре? Впрочем, эти массовые очищения имели место до того, как Бог, по вашим словам, заснул за рулем.

Шеп не ответил. Он смотрел на левое запястье старика. Рукав свитера задрался, открывая вытатуированный на внутренней стороне ряд цифр.

— Вы были в нацистском лагере смерти? — спросил он старика.

— Да.