Потом зашёл вперёд и ударил ребром книги по лбу. После чего, не сильно, но резко, по шее. Профессор стонал, дергаясь, словно в адском котле.
Ученому хотелось, чтобы его не бросали на пол. Чтобы ему не отбивали бока, не отсаживали мышцы ног. Пусть лучше так, сидя.
Пускай пробьют голову. Он сойдёт с ума, погрузившись в мир собственных мыслей. А дальше ромбоиды сожгут планету. Но ее будет, нисколько не жаль.
— Который раз одно и то же! Козел блин! Сил уже нет с тобой работать! — Плаксиво сказал начальник, закончив избиение.
— Не сильно старайтесь. Разобьете мне нос, опять ковер испортите, — прохрипел Проскурин, повесив голову.
— Ковер ототрут. Тогда оттерли и теперь тоже. Главное, чтоб на пользу. Общему делу… От которого некоторые крысы отлынивают.
Дмитрий Геннадьевич молчал. Полковник отошёл в сторону. Ему жутко хотелось опрокинуть стул ударом жирной ноги. Но полицейский сдержался. Кинул книгу на стол. Обтер лицо синим платком. Хмыкнул, направившись к двери.
Странно, сегодня мало. Неужели что-то задумал? Проскурину было плевать. Он впал в забытье между сном и реальностью.
Тишина обволакивала предметы. Она скромно карабкалась по шкафу, забираясь в цветочный горшок. Вместе с ней ютилась боль. Довольно сильная. Но если не двигаться, то вполне терпимая.
Казалось, что это и есть та самая стабильность, которую нам навязывают. Заключается она в скованности, тишине и боли. Только так и никак иначе. В противном случае, ничего хорошего не получится.
Ясную голову профессора заволокло бредом. И почему он стал на скользкий путь ума? Зачем вообще вырвался из людского мрака? Нарушил главный закон выживания в эпицентре человеческих джунглей. Такой закон гласит «Не высовывайся». Он высунулся. Он проиграл.
В коридоре раздались гулкие шаги. Замок клацнул смазанной утробой.
— Идет. Будет бить… — Подумал Проскурин, прикусив язык. Судя по шороху одежды и топоту ног, их было несколько.
Говорили, здесь есть камера пыток. В подвале, на средневековый манер. И каждый, кто так сказать, не желает сотрудничать, получает там дозу воздействия.
Неужели и его туда? Главного ученого оборонной отрасли! Неужто совсем озверели!? Хотя, с них сбудется.
— Давайте. Только по инструкции, — этот голос принадлежал не полковнику. Майор наверное? Заместитель.
С двух сторон к Проскурину подошли. Сердце покрылось ледяной коркой.
— Господи! Дмитрий Геннадьевич! — Женский голос.
Профессор поднял голову. Виктория! По другую сторону стоял Влад. Оба пыльные, растрёпанные, с небольшими царапинами на лице.
— Ребята! Вы!? Вас тоже били!? — Выкрикнул мужчина.
Вика смутилась, показав на майора, который стоял в углу рядом со шкафом. Но ему было все равно. Похоже, сейчас многим стало плевать. Чем сильнее опасность, тем меньше сантиментов.
— Нет. Нас не били. Нас откапывали. В подвале одном завалило, — спокойно заявил Влад.
— Погодите. В смысле, теракт?
— Не совсем, Дмитрий Геннадьич. Они уже до Москвы до стрельнули. Конечно, не так сильно как у нас, но тоже ощутимо. Погибших прилично. Мы с Викой все видели.
— Боже! Их оружие сильнее, чем я думал! Надо срочно понять, как именно их остановить!
Вика с досадой прикусила губу. А потом заявила.
— Может вашим этим тэтроном? Может и правда пора? Вы же орден за него получили. Нас всех убьют, Дмитрий Геннадьевич, пока мы тут это…
— Да, по ходу все серьёзней, чем одна область и город.
Профессор посмотрел в окно. Глаза его стали узкими, скулы выделились по контурам щек.
— Вы тоже за них? Вам мозги промыли? Я в сотый раз говорю, что боевые кристаллические элементы пока не готовы. И неизвестно кому именно они нанесут урон. Может, мы сами поможем ромбоидам. Вы об этом подумайте! Тут нужен другой путь! И я его найду, если меня отпустят из СИЗО!
Проскурин говорил громко и четко. Ему хотелось, чтобы майор слышал. Ему было плевать на все, как никогда раньше.
— Ну, Дмитрий! Зачем вы так! — Взмолилась Виктория. — Это реально судьба всех людей!
— Люди давно похоронили свою судьбу, девочка!
— Постой, Вика! — Вмешался Влад. — У него синяки здесь, на шее, если присмотреться… Что вы на хрен с ним делаете…
— Мы предупреждали. Он нервный из-за пережитого. Потерял чувство реальности. Думали, вы поможете вернуть его к нам. Всему миру нужна помощь… — Сказал майор, натягивая на глаза форменную фуражку.
— Так если Дмитрию Геннадьичу плохо, и он причиняет себе вред, то почему его не отправят в больницу? — Возмутилась Виктория.
— У нас есть… Специальные врачи, сотрудники. Это приказ свыше. Я не знаю.
— Аха-ха! Аха-ха-ха! — Рассмеялся мужчина, слегка подпрыгивая на стуле, насколько это позволяли заведенные назад руки.
— Господи, я псих! Действительно! Я-то думаю, что вокруг происходит!? А я просто свихнулся… Что же вы мне раньше, уважаемые, не сказали?
— Да что за чертовщина? Послушайте, товарищ майор! Его кто-то избил! Может ваши подчинённые, сокамерники, не знаю! Дмитрий Геннадьевич не мог спятить!
— Молодой человек, сейчас такое творится, что даже светлые головы теряют разум!
— Разум!? Да это у вас тут у всех разума нет. Я чувствую, что творится какая-то фигня!