Эпидемия сумасшествия

— Вот именно, что так-то! Хватит уже об этих гадах. Я сейчас подойду к самому концу крыши, ближе чем только что было. Возьму бинокль, и буду смотреть. А ты будешь страховать, чтоб я не свалился. Может так мы получше тарелку увидим.

Мишка мало что понял, но воодушевленно кивнул. Серёга взял бинокль. Широко шагая по раскалённому покрытию, направился к самому «обрыву».

Действительно, сейчас он пересек условную черту, на которой стоял недавно. Теперь его ноги оказались всего в нескольких сантиметрах от края.

Миша подошёл сзади, чувствуя нарастающий страх.

— Нет, блин, не то. Надо на что-то залезть. Сейчас из кирпичей горку сделаем. Я стану на нее. Ты держать будешь. И тогда точно увидим.

— Может, не надо, Серег? А то грохнемся.

— Сегодня можно! Это специальный случай. Не грохнемся, давай кирпичи!

Мишка случайно взглянул вниз. Ему стало тошно. Чувство тревоги предательски сдавило виски. Казалось, что тут не три этажа, а все двадцать. Будто даже в большом городе нет таких высоких построек.

— Да твою ты, сука! Серёжка! Куда гад залез!? Смерти моей что ли хочешь, паскуда!? Это ещё кто с тобой!? — Раздался истеричный, женский голос.

Серёга ахнул и пошатнулся. Потеряв равновесие, тело наклонилось в сторону пугающей пустоты. Холодной рукой, рефлекторно, Мишка сделал молниеносный выпад, схватив друга за одежду.

Тот вцепился в руку приятеля мертвой хваткой. И оба школьника упали на горячую, черную плоскость, чудом избежав полета с крыши.

— Бин, капец, мамка! Спасибо, что меня спас, брат! — Произнес Серёга, чувствуя, как сердце барабанит по ребрам.

— Я же говорил, свалимся.

— Да это мамка все виновата. Если что, ты меня сюда позвал, на крышу! Понял? А то я ремня получу, — дробью протараторил Сергей.

Полноватая женщина в светлых джинсах, матерясь, выбралась на крышу. Глазами озлобленной кошки онаискала добычу.

Это было явно не к добру. Хотя детство без хорошей взбучки: не детство. Не так ли?

* * *

Подозрительно долго в кабинет никто не входил. Дело шло к вечеру. Проскурин чувствовал, что тело начало затекать. Может его решили взять измором? Он будет сидеть в наручниках, пока не умрет. Бред. Хотя, от доведенного до отчаяния госаппарата можно ожидать многого.

— Господи, в туалет бы хоть отпустили… Знал бы, что такие изверги, я бы… Хотя, что бы я на хрен сделал? — Подумал учёный, глядя в опостылевшее за день окно.

Захотелось упасть вместе со стулом, кричать, биться в истерике. Привлечь к себе как можно больше внимания! И лишь полная нелогичность такого поступка заставляла сидеть относительно смирно.

— Сука, лучше б я сдох ещё под теми завалами, — вслух произнес Дмитрий Геннадьевич.

Как вдруг дверь открылась. В комнату вошёл майор. Неужели ударит? Со спины, здоровенной дубинкой! Переломает шею к чертовой матери!

Нет, куда более странно. Майор резким движением отомкнул наручники, освобождая кисти заключённого.

— Ох, на хер, — выдохнул Проскурин, не стесняясь в эмоциях.

— Я свободен? Все? Меня сказали отпустить?

Учёный встал со стула, но тут же плюхнулся обратно, потому что ноги ужасно ныли.

— Не совсем. У вас ещё посетитель.

— Кто?

Профессор судорожно перебрал в голове список тех, кто может его навестить. Пресса, высокий чин из правоохранительных, адвокат, сам президент.

Президент вряд ли. Президенты дважды не приходят.

— Черт, как же ноги болят. Меня так долго ещё не держали.

Проскурин принялся массировать колени онемевшими руками. Дверь в помещение открылась. На этот раз учёный смог обернуться.

В комнату робко вошла Надежда. Все с тем же выражением лица взрослой девочки. С теми же нежными губами, живыми глазами. Казалось, что она в очередной раз принесла свой отчет. И Проскурин должен по старинке отправить данные в Москву, предварительно их проверив.

На лбу женщины белел пластырь. Похоже, ей неплохо досталось. Но главное, что она жива. Ее не сожгли проклятые ромбоиды. Значит, теперь все возможно! Можно жить дальше, бороться и верить!

— Господи, Надюша! Ты жива! Там же взорвалось все!

— Прости… Меня когда достали, на реабилитации держали. Телефон не давали, в общем, извини…

Женщина смутилась, сдержанно улыбаясь. Похоже, майор, стоящий рядом, не на шутку ее пугал.

Дмитрию, напротив, было плевать. Он вскочил на ноги. И хромая, кинулся к ней. Проскурин обнял возлюбленную, поглаживая тонкую ткань ее платья.

Бывшая помощница положила руки на мужские плечи. Полицейский нервно дёрнулся, открыв рот. Но потом предпочел не мешать, чувствуя явные подвижки в процессе.

— Дима, как ты? Я не верю, что ты шпион и все это.

— Не верь, Надя! Не верь… Главное, чтобы тебя не обвинили… Чтобы ты оказалась цела! — Профессор поцеловал Надежду в губы, от чего та слегка покраснела.

Какое-то время они просто стояли под светом полуденного прожектора. Так часто ведут себя подростки, когда не знают, что делать после спонтанно случившегося поцелуя.

— Мы все умрем, да, Дима? Они уже по Москве стреляют. Говорят, несколько улиц в руинах, — холодно заявила Надя, без какой-либо мольбы или боли в голосе.