Одна из особенностей Макса заключалась в том, что он предпочитал все всегда делать сам. В туровых концертах это вылилось в то, что в технический райдер была добавлена фраза о том, что всю коммутацию площадки Макс делает самостоятельно (обычно это делают техники площадки, и эту обязанность они должны исполнить еще до приезда звукорежиссера в концертный зал, но в нашей концепции, изобретенной Максом, все было довольно непросто). Одно лишь упоминание шести каналов для гитар иногда вгоняло в ступор. «Да потому что мне надоело сначала объяснять людям, как все надо сделать, а потом все равно переделывать», – говорил Макс и просто приезжал на площадку еще раньше, чтобы собрать сцену самому. А на постановочных московских и питерских концертах, тех же «Сокровищах Энии» и «Легенде Ксентарона», он со своей командой заезжал на площадку ровно в ту секунду, когда это было возможно (иногда за сутки до концерта, иногда в ночь перед самим концертом). Он сам и руководил постройкой, и строил сцену, и развешивал свет, а потом иногда еще и рулил звук, хотя мы всячески его от этого отговаривали. Ну не должен звукорежиссер к моменту концерта уже быть смертельно уставшим – но Макс не всегда готов был уступить даже это место, потому что по привычке скептично относился к работе всех остальных, не доверяя никому, кроме себя. Это еще не считая того, сколько времени в таком проекте уходило на разные технические совещания и согласования проекта. Задачей Макса было не только нарисовать сам проект, но еще и сделать так, чтобы его воплощение стоило вменяемых денег. Музыкальная индустрия устроена так, что один и тот же проект может стоить для заказчика совершенно по-разному в зависимости от компетенции того же заказчика. Если прокатная контора заподозрит, что заказчик лох с деньгами, стоимость проекта для него возрастает в несколько раз. Поэтому Максу, изначально не очень известному в России, приходилось раз за разом эту свою компетенцию доказывать и иногда изобретать нестандартные ходы ради того, чтобы вписывать свои фантазии в рамки бюджета.
Время – около 4 ночи в день перед концертом «Сокровище Энии». В 12 музыканты уже должны быть в клубе, потому что саундчек на таких концертах всегда очень долгий. Это первое такое большое шоу в моей жизни, и мне, конечно же, не спится. Я звоню Максу узнать, как продвигаются дела по строительству площадки: «Привет! Да ты можешь в 12 даже не появляться. В принципе, можешь вообще не появляться, концерта не будет, – отвечает Макс. – Потому что тут сплошной бардак, мы отстаем от графика на полдня, еще ничего не готово, и к моменту концерта готово не будет». «Полный провал», – кричит он в трубку и, конечно, добавляет мне адреналина – теперь заснуть еще сложнее. Но в итоге ровно в 12 все готово, Макс стоит полумертвый от усталости и почти не может говорить, потому что полностью сорвал голос, видимо, мотивируя своих рабочих. Он сам лично был и строителем, и руководителем проекта всю эту ночь, не присел ни на секунду, но шоу началось вовремя.
Работа через не могу, на износ всегда была отличительной чертой Макса, и того же самого он требовал от других. Никогда не пренебрегая постконцертными расслабляющими мероприятиями, он всегда просыпался раньше всех и ни разу не сорвал график работы, какой бы тяжелой ни была предыдущая ночь. Однажды, правда, Макс проспал у нас в туре дня 4 подряд, в поезде, а потом в гостинице, просыпаясь только ради концерта и тут же засыпая после него. Просто потому, что до этого у него был очень важный и сложный проект на родине, и, по его словам, он не спал несколько недель. Любимой его фразой всегда была: «Да ладно, что мне будет, не помру же, ресурсы человека неисчерпаемы, надо только не лениться и делать». Помню, как, когда они уже работали в паре с Женькой Лебедевым, Макс стаскивал Женьку за ногу с кровати и даже без завтрака гнал работать на площадку, не обращая никакого внимания на протесты. Работать в его подчинении было сложно, потому что он был крайне требовательным в работе, искренне не понимая, почему, если какие-то вещи может делать он, этого не могут и все остальные.