Эпифания викария Тшаски

И, мать их ёб, дала себя уболтать. Подальше спрятала редакционное удостоверение и аппарат, побежала к своей машине и поменяла дизайнерские сапожки-казачки на шпильках на удобные туфли, сбросила мини и натянула джинсы, чтобы не отсвечивать, как бриллиант на угле, среди всех этих силезянок, которые выглядят так, словно бы к парикмахеру ездили на машине времени на задней скорости, по дороге заскакивая в поздние восьмидесятые на базар. Диктофон спрятала в карман, микрофон же держала под курткой, прицепив клипсой возле воротника, чтобы выглядел похоже на наушник от мобильного. Пошла. На площади перед костёлом стоял большой рейсовый автобус с надписью «Pikulik Reisen». Как сразу же ее просветила одна бабулька, Герхард Пикулик, местный крез и магнат, в костёл не ходил целых двадцать три года, потому что когда-то «powadźyú śe s farofiym při škaće I faroř mu pedźeli (да как они, мать их за ногу, разговаривают; неужто эти силезские грязнули никогда порядочному польскому языку не научатся?), ze úůn je kůmuńista I bydźe śe w piekle poljyú. Úůn, Pikulik, frelko, to kupjyú stary buśik I woźyú ludzi do roboty do Rajchu, a po tym sie zbogaćyú I teroski ma rajzebjuro, dźeśyńć autobusůw I idze sńym do Hišpańje abo do Lurt na půnć pojechać, frelko» (поссорился с отцом настоятелем во время игры в скат, и отец настоятель сказал ему (…) что он коммунист, и что будет в аду гореть. А Пикулик, девушка, купил старый автобус и возил народ на работу в Германию, потом разбогател, сейчас у него турбюро, десять автобусов, с ним теперь и в Испанию поехать можно, и в Лурд в паломничество, девушка — силезск.). О том, что было дальше, она догадалась сама; Пикулик, явно, обратился в истинную веру, и отдал один из автобусов в распоряжение ксёндза. Автобус был празднично украшен; на стекла приклеены фотографии Иоанна-Павла II, благочестивые картинки с Ченстоховской Богоматерью, вырезанные из бумаги чаши с облатками; на лобовом стекле висели четки, а на заднем искусственным снегом из баллончика по шаблону были написаны крупные буквы IHS (Иисус Христос Спаситель).

Возле автобуса толпился народ — похоже, сюда сошлась вся деревня. На ступеньке автобуса стоял молодой ксёндз. Высокий, худой, темноволосый, на вид даже ничего. Паршивый материал для ксёндза-мошенника, практически никакой для ксёндза-пьяницы или ксёндза — дорожного пирата, на ксёндза-педофила тоже не тянет — профессионально оценила Малгожата, возможно, еще покатил бы под ксёндза-бабника, хотя взгляд у него слишком открытый и невинный. Статья всегда выходит лучше, когда у катабаса[66] жирная рожа старого хряка, или же когда викарий похож на переодетого в сутану валютчика. Ну что же, в данном случае статья пойдет без фотографии.

Журналистка стояла в толпе, где-то с полчаса ничего не происходило. Так что она потихоньку протискивалась поближе к входу в автобус, и когда ей уже удалось передвинуться метра на два, статный мужчина с седеющими взъерошенными усами усмирил хаос. Малгожата сразу же поняла, что это хозяин автобуса и всей фирмы, поскольку народ, несмотря на необычность ситуации, послушал его без возражений, хотя тот отдавал приказы тоном, не терпящим возражений, таким, который, естественно, такое возражение чаще всего и вызывает. Но, когда он скомандовал, чтобы люди отступили, те послушно сделали пару шагов назад. Кто лично заинтересован всем этим делом — семья, родственники больного (болезнь, исцеление, шарлатанство — прошептала в микрофон журналистка) — проходите в автобус, а все остальные пускай подождут возвращения ксёндза, например, читая розарий[67] в костёле.