Далеко не на каждого пациента, страдающего миелодиспластическим синдромом или кожной Т-клеточной лимфомой, эти препараты оказывают одинаково эффективное воздействие. И даже у тех пациентов, которые демонстрируют реакцию на эти средства, ни одно из них не излечивает заболевание полностью. Если пациенты перестают принимать лекарства, болезнь возвращается. Создается впечатление, что ингибиторы ДНМТ1 и ГДАЦ всего лишь сдерживают рост раковых клеток, замедляя и подавляя его. Они скорее ослабляют развитие болезни, нежели избавляют от нее.
Однако даже такие результаты часто приносит пациентам существенное облегчение, возрождая в них надежду на долголетие и/ или повышая качество жизни. Например, многие больные кожной Т-клеточной лимфомой испытывают постоянные боли и страдания из-за непрекращающегося и мучительного зуда в пораженных участках. Ингибиторы ГДАЦ зарекомендовали себя как весьма эффективное средство для смягчения этих симптомов даже у тех пациентов, на продолжительность жизни которых они не оказали какого-либо заметного влияния.
Нужно признаться, что часто бывает очень сложно прогнозировать, каким больным принесет пользу то или иное новое противораковое средство. И это является одной из самых серьезных проблем, стоящих перед фармацевтическими компаниями, разрабатывающими новые эпигенетические способы лечения рака. Даже сегодня, через несколько лет после выдачи Управлением по контролю за продуктами и лекарствами первых лицензий 5-азацитидину и САГК, нам по-прежнему неизвестно, почему эти препараты оказываются намного более эффективными при борьбе с миелодиспластическим синдромом и кожной Т-клеточной лимфомой, чем с другими видами рака. Просто так случилось, что при первых клинических испытаниях на человеке пациенты, страдавшие именно этими заболеваниями, более активно реагировали на эти лекарственные препараты, чем больные другими видами рака. Как только проводящие испытания исследователи обратили на это внимание, они стали планировать последующие испытания таким образом, чтобы они были в первую очередь ориентированы на представителей этих групп.
На первый взгляд, тут нет никакой серьезной проблемы. Казалось бы, фармацевтические компании могут продолжать разрабатывать разнообразные лекарства, а затем, тестируя их на пациентах, страдающих разными видами рака, и используя во всевозможных комбинациях с другими противораковыми препаратами, на практике определять, как можно использовать их наилучшим образом.
Главное препятствие такому развитию событий состоит в высокой стоимости затрат. Если мы зайдем на сайт Национального института раковых заболеваний, то сможем узнать о количестве испытаний, которые проходит тот или иной препарат в настоящий момент. В феврале 2011 года, например, проводилось 88 тестирований САГК[189]
. Сложно дать точную оценку стоимости клинических испытаний, однако, основываясь на данных 2007 года, можно говорить, что, по самым скромным подсчетам, она составляет 20 тысяч долларов на каждого пациента[190]. Учитывая, что в каждом испытании участвуют двадцать пациентов, мы можем сделать вывод, что только клинические испытания САГК обходятся Национальному институту раковых заболеваний в сумму свыше 35 миллионов долларов. И это наверняка нижняя граница возможных расходов.Исследователи из Колумбийского университета и Ракового центра Слоуна-Кеттеринга, первыми разработавшие САГК, тут же получили патент на свое открытие. Затем они заключили договор с компанией под названием «Атон Фарма» на создание из САГК лекарственного препарата. В 2004 году, когда это средство продемонстрировало первые обнадеживающие результаты в лечении кожной Т-клеточной лимфомы, «Атон Фарма» была приобретена гигантским фармацевтическим концерном «Мерк» за сумму, превышающую 120 миллионов долларов. Не приходится сомневаться в том, что «Атон Фарма» затратила миллионы долларов на доведение САГК до стадии лекарственного средства. Разработка лекарственных препаратов — весьма дорогостоящее занятие. Две компании, выпустившие на рынок ингибиторы ДНМТ1, относительно недавно были куплены более серьезными фармацевтическими фирмами, причем стоимость каждой сделки составили почти 3 миллиарда долларов[191]
. Если компания затрачивает астрономические суммы денег на разработку или приобретение нового лекарственного препарата, то она вряд ли станет вести себя подобно пьяному матросу, когда дело дойдет до клинических испытаний.