Эпиграфы к эпилогу (СИ)

«Мама, а кто изобрел дождь?» – спросил мальчишка лет шести, глядя на небо, откуда на землю начали падать первые капли. Он сидел на поручне детской коляски, в глубине которой виднелся силуэт его младшего братика двух или чуть больше лет от роду. Их мама, молодая женщина со строгим выражением лица, торопилась быстрее добраться до здания метрополитена, пока не хлынул настоящий дождь. «Никто дождь не изобретал – ответила она, явно не желая продолжать разговор. – Накинь…»

Но мальчик ее уже не слышал, он был далеко. Не став дожидаться ответа, он оседлал бело-коричневого голубя, судорожно клевавшего крошки на асфальте, что-то шепнул ему и голубь взмыл в воздух, громко хлопая крыльями. «Молодец! – похвалил его мальчишка, когда они поднялись совсем высоко над землей, и скомандовал – Правее возьми и чуть выше!» Они облетели небольшое облако поднялись над ним, и мальчишка увидел «станцию пересадки» – над облаком плавно парил большой воздушный змей. Голубь улетел, сказав «пожалуйста» на прощание, а его седок растянулся на прозрачной поверхности из какой-то особой плотной бумаги, закинул руки за голову и погрузился в разглядывание небесных далей. Было покойно и тихо, над головой открывалась великолепная бело-голубая бездна, в самой выси беззвучно летали самолеты, оставляя за собой медленно растворяющиеся шлейфы, а иногда совсем рядом проплывала большая птица, раскинув крылья и с интересом разглядывая неведомое ей транспортное средство с пассажиром на борту.

«Совсем они про тебя забыли, даже узнавать перестали» – услышал где-то у себя за головой смешок мальчишка и повернулся на живот. «Я уж думал, не придешь, что-то задержался ты» – ответил он, улыбаясь старому знакомому, который сидел на самом краю змея, скрестив ноги и положив руки на колени. «Дела – сказал гость. – А дождь изобрел я». «Да ну!» – удивился мальчишка. «Точно! Мне просто поручили сделать облака полезными, я возьми и придумай тучи» – ответил тот со смехом и подробно описал устройство этих самых туч. Потом он долго рассказывал о своих друзьях, которые придумали снег, ветер и град, о том, как у них хорошо, что они дружат и все делают вместе. Вскоре их разговор прервал тот самый, бело-коричневый: «Сейчас мама позовет, давай, садись!» Они камнем полетели к земле и уже через мгновение мальчишка вновь сидел на поручне детской коляски и глядел в небо.

«…капюшон». Старший сын послушно накинул поверх бейсболки капюшон куртки и усмехнулся про себя: «Никто. Смешная мама. Надо будет в следующий раз спросить, откуда берутся родители».

***

Я сидел на самой вершине холма и передо мной открывался поистине восхитительный вид. У самого подножия, вдоль извилистой тропы, раскинулась целая поляна цветущих на все лады кустарников, над которыми носились стаи разноцветных бабочек, пчел и прочей летающей живности. Тропа убегала вниз, скрываясь за огромным валуном, с торчащими позади вершинами деревьев перелеска, а в самой далекой перспективе сквозь знойное марево летнего дня смутно угадывались очертания города. Но мне не было никакого дела до всех этих величественных и завораживающих пейзажей.

Паника обуяла меня с самого утра, выросла внутри за какие-то мгновенья в настоящий ядерный гриб. Даже не успев подумать, а с чего это вдруг, я словно ошпаренный вскочил с кровати, надел первое что попалось под руку, и рванул из города с такой скоростью, на которую только был способен. Следовал я четкому маршруту, вот что удивительно, но тогда я этого не осознавал – всепоглощающий страх наполнил меня, тело подчинялось одному единственному чувству надвигающегося ужаса, и я, повинуясь животному инстинкту, спасался бегством. Миновав площадь перед каким-то дворцом, заполненную возмущенным и выкрикивающим что-то непонятное на непонятном мне языке народом, я припустился вверх по узким улочкам мимо неизвестных мне прежде лавок, из которых почему-то запомнилась только хлебная, выбежал из города по пыльной грунтовой дороге, потом повернул по наитию на какую-то тропу, проскочил тот самый перелесок, взобрался на вершину холма, наконец остановился и изможденно опустился на плоский камень в тень нависшей позади скалы.

Молоточки в голове постепенно замедляли темп, дрожь в коленках унималась, но паника не проходила, она просто перешла в другое качество. Мне срочно нужно было решить какую-то серьезнейшую внутреннюю проблему, да так срочно, словно надо мной стоял палач с занесенным топором и только найденное решение могло изменить ход событий. Вот только я не знал какую и это только усиливало внутреннее волнение. Да еще шум толпы, а он доносился даже сюда, ужасно отвлекал. Но вдруг толпа умолкла на мгновение и в тот же момент паника исчезла. На смену ей внутри образовалась какая-то непонятная пустота, глубочайшая, абсолютная.

А через некоторое время на той самой дороге, с которой я повернул на тропинку, показалась огромная процессия, впереди которой шел человек, согнувшись под тяжестью непомерной ноши.

***