Эпиграфы к эпилогу (СИ)

Он тщательно следил за своим внешним видом. Всегда чистая и выглаженная рубашка, галстук в тон платочку, костюм чистой шерсти в тончайшую красную полоску и дорогие ботинки. Таким он появлялся на работе ежеутренне, ровно в 8-59 открывал кабинет и приступал к работе. Выполнял свои обязанности этот человек методично, не сбиваясь с темпа и улаживая все дела в строго означенный срок. В 13-00, минута в минуту, закрывал кабинет, спускался этажом ниже, в столовую, чинно поглощал пищу, укладываясь в пятнадцать минут, отведенных самому себе на трапезу, а затем удалялся на прогулку в соседний сквер. Двадцатиминутный променад по раз и навсегда заведенному маршруту помогал перевариванию пищи, в чем он был абсолютно уверен, вычитав когда-то об этом у очень уважаемого им автора на оборотной стороне листка отрывного календаря от 18 июля. Он вообще очень уважал авторов, которым доверял.

С 14-00 до 18-00 он выполнял послеобеденную часть работы с тем же тщанием и усердием, и к концу рабочего времени дневной план выполнялся неукоснительно. Только одно могло помещать – вызов к начальству, но он был всегда готов, и не просто готов. С потаенной радостью всегда заходил в высокий кабинет, четко отвечал на вопросы, максимально подробно освещал заданный вопрос, опираясь на цифры и формулировки внутренних приказов, и каждый раз выходил из кабинета с чувством удовлетворения от произведенного в очередной раз впечатления на руководство. А через некоторое время получал повышение по службе. В такие дни, придя домой, он выпивал рюмку коньяка, которую закусывал яблоком, не позволяя себе ничего большего. После просмотра вечерней новостной телевизионной программы (а никаких развлекательных и познавательных передач он не смотрел принципиально, одинаково презирая как артистов и музыкантов, так и ученых) ровно в десять вечера ложился спать, а проснувшись в четверть седьмого утра, делал зарядку, принимал душ, съедал двести граммов нежирного творога, выпивал стакан кефира и отправлялся на работу, пешком. За своим здоровьем, впрочем, как и за мыслями, которые всегда были четко структурированы, на полезные и мешающие делу, он тщательно следил.

И вот однажды, после очередного успешного доклада, он был вызван в высокий кабинет, где навстречу ему, поднявшись из-за стола, направился самый главный из начальников и объявил о новом назначении – на пост руководителя Главного департамента науки, искусства и цирка. Большой начальник поздравил его с назначением, даже уделив лишние две минуты на общение, во время которого, слегка приобнявши за плечо и внимательно глядя в глаза, попросил навести на «этом сложном и ответственном участке» порядок.

На следующий же рабочий день новый руководитель начал наводить порядок с таким рвением, что к первому же визиту самого высокого начальника, который тот нанес в Департамент через полгода с целью инспекционной проверки, ему было что показать. Все ученые были поделены на две уже знакомые нам категории – полезных и мешающих делу, после чего вторые были изгнаны. Все деятели искусств и цирковые подверглись той же чистке, и глазам начальства предстала благостная картина – все театры играли один и тот же полезный репертуар, а в цирке клоуны веселили народ шутками, спущенными им по разнарядке сверху.

В тот вечер он позволил себе рюмку коньяку.

***

Лавка, в которую я случайно забрел, поражала обилием удивительных экспонатов. Непонятно было только, что она из себя представляла – то ли собрание антиквариата, то ли артефакты вперемешку с сувенирами со всего мира. Засомневавшись, я вышел из дверей взглянуть на вывеску, но так и не понял ничего, поскольку на ней было выведено единственное слово – «Лавка». Снова потревожив колокольчик на входной двери, я вернулся в это загадочное помещение и принялся разглядывать экспонаты.

Чего тут только не было и какие только альянсы не составляли выставленные экспонаты. Одна из книг первого тиража, изданного Джозефом Смитом, и кепи французского образца офицера армии южан соседствовали с роучем шайенов и трубкой с кисетом то ли хадатсов, то ли манданов. Тут же, на соседней полке рядом с пуговицей кителя морского офицера царской армии трехвековой давности висела кухлянка ительмена, а чуть поодаль спокойно уживались старинные издания библии и торы, с которыми соседствовал без всяких претензий на особость «Цитатник Мао».