Он все приемы постиг долгой постельной борьбы.
Дротиков я избегать хитро, обезьяна, умею.
Будь я хвостатой, тогда я бы мартышкой была.
Так она вертится вся и так сладострастна, что даже
Сам Ипполит бы не смог похоть свою удержать.
Медь, что за Матерь богов о келенце возлюбленном стонет,
Проголодавшийся галл часто привык продавать.
Гладким мальчик у нас пусть будет от лет, не от пемзы,
Чтоб рядом с ним ни одна дева не нравилась мне.
Мальчик, шею обвей любовью чистой —
Пояском, что согрела грудь Венеры.
Пояс Киферин возьми, ее нектаром весь напоенный:
Страстью, зажженною им, был и Юпитер спален.
Пусть убегают слова, но пальцы гораздо резвее,
И обгоняет язык в быстрой работе рука.
Раковиною морской сгладь папирус ты мареотийский,
И побежит по нему без затруднений тростник.
Не притворяется он и себя дураком он не корчит.
Кто не старается быть мудрым, тот истый мудрец.
Фриксову овну, злодей, перерезал ты нежную шею.
Это ли тот заслужил, кто тебе тунику дал?
Взглянешь на голову ты — пред тобою как будто сам Гектор,
Если ж его во весь рост видишь ты — Астианакт.
Победоносной она почти никогда не бывает:
Круглая парма твоя карлику будет щитом.[275]
В этой всей труппе себе Ненавистного ты не отыщешь,
Но кто угодно Двойным может обманщиком стать.[276]
Мне откровенно скажи: кифаредам и комедиантам
Что ты, застежка, даешь? Высшую цену в любви.
Не на тростинку одну, а на свист попадается птица,
Если тихонько рукой тянешь ты хитрый камыш.
Прежде он птиц пожирал, теперь, как слуга птицелова,
Ловит он их не себе и не жалеет о том.
Много ль гостей ты зовешь и сколько истратишь, скажи ты.
Больше ни слова: готов будет обед у тебя.
Стряпчий несчастный, коль ты сочиняешь стихи, что ни гроша
Не принесут, получай сердце совсем как твое.
Мало для повара быть искусным: я рабского нёба
В нем не хочу; у него должен господский быть вкус.
Рашпер решетчатый твой пусть сочится загнутой колбаской,
Пенистый пусть на рожне длинном дымится кабан.
Тысячи эта рука смастерит тебе сладких фигурок;
Только на них и пойдет труд бережливой пчелы.
Встаньте: уже продает мальчуганам завтраки пекарь,
Слышен уж голос везде утренних птиц с гребешком.
ЭПИГРАММЫ, ПРИПИСЫВАВШИЕСЯ МАРЦИАЛУ
Делаю что у себя я в деревне? Отвечу я кратко:
Утром молюсь, посмотрю за порядком и дома и в поле,
И надлежащую всем назначаю я слугам работу.
После читаю, зову Аполлона и Музу тревожу.
Маслом натершись потом, занимаюсь я легкой борьбою
Вволю, и радостно мне на душе, и корысти не знаю.
Песнь за обедом с вином, игры, баня, ужин и отдых.
Малый светильник тогда, немного истративший масла,
Эти стихи мне дает — ночным приношение Музам.
Вару случилось меня позвать однажды обедать;
Пышно убранство его, скуден был самый обед.
Золотом стол у него заставлен, не яствами: слуги
Хоть и ласкают глаза, мало дают языку.
Или ты яства давай, Вар, иль богатство сними».
Понтик, суешься к царям и все тебе высмотреть надо:
Ищешь великого ты, Понтик: значителен ты.
Понтик, коль делаешь ты что-нибудь, то один, втихомолку;
Не доверяешь толпе, Понтик: опасливый ты.
Стоил Елены бы ты, Понтик: пленителен ты.
Понтик, алмазы смягчить своим ты голосом можешь:
Голос твой сладко звучит, Понтик, и сладостен ты.
Понтик, и прочие все, да и сам ты этим обманут.
Ты хороша и на слух, и на ощупь; и, если не видеть,
Вся хороша, но совсем с виду ты не хороша.
Нет Милона, уехал Милон, и, пока он в отъезде,
Пусты поля, но жена все же рожает его.
Что же бесплодна земля, а жена плодовита?
Скажу я: Пахарей нет для полей, пахари есть для жены.
Пукнул однажды актер пред Юпитера статуей.
Кара Бога постигла его: жить на свой собственный счет.
Ртом ты в прапрадеда, носом в отца и в отца ты глазами,
И уверяешь, что в мать вышел осанкою ты.
Если на предков своих ты похож и всем обликом точно
В них уродился, в кого ж всею повадкою ты?
Кто говорит, что его нет дома, когда ты стучишься,
Знаешь, что он говорит? «Матт, для тебя я заснул».
Ладан, перец, плащи, серебро, покрывала и камни —
Эти товары, Милон, все покупщик унесет.
Лучше женой торговать: сколько раз ты ее бы ни продал,
Ты не теряешь ее, да и убытка с ней нет.
Пусть не дает мне судьба ни высшей доли, ни низшей,
А поведет мою жизнь скромным срединным путем.
Знатных зависть гнетет, людей ничтожных — обиды.
Счастливы те, кто живет, этих не знаючи бед.
Сцевола, кушаешь ты у всех, а к себе не зовешь ты;
Ты осушаешь других кубки, твоих же никто.
Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше
Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги